Сибирские огни № 07 - 1979
Да, в журналисты бы, конечно, можно, но хватит ли талантов? Есть ли они вообще по этой части? Из их десятого «Б» вон Петька Найденов поступил на журналистику, так он стихи чуть не с пеленок писал, и отец у него редактор газеты, с детства Петьку натаскивал. А у Егармина ло литературе— четверка, да и та не очень твердая, на сочинениях писал, в основном, «образы», фантазией, если положить руку на сердце, не блистал. Мудрый предок насчет выбора профессии советовал: «Главное — не спеши. При слушайся, к чему душу тянет. Ошибешься — труба, всю жизнь вполсилы проживешь». В школе прислушивался к душе, на заводе и на флоте — тоже, но так, похоже, ничего и не расслышал. Химера, в основном, какая-то, мечтания одни. В школе одно время, например; мечтал стать космонавтом, потом перекинулся на геолога, а на флоте потянуло в капитаны военного корабля. Уж больно хорош был на их «Комсомольце» кэп Юрий Степанович Громов: и красавец собой, и остряк, и спортсмен, и смельчак редкий: сам однажды кинулся за борт в Беринговом море, спа сая выпавшего салагу-сигнальщика. И вот теперь эта внезапная журналистка: «Сам себя не знаешь... неглуп... много го можешь добиться...» Егармин вздыхал, все шагая и шагая, как добровольный часовой, между массив ными колоннами оперного театра. Вновь возникла перед ним ОНА — совсем недавняя, живая, горячая, то чуточку сумасбродная, то нежная, ласкающаяся, беззащитная; он слышал ее голос, видел ее глаза, чувствовал ее губы, руки... и уже начинал тосковать по ней, и отгонял, подавлял эту тоску «трезвыми», расхолаживающими мыслями. Вообще в его душе сейчас звучали как бы два голоса. Один говорил: «Эй, осто рожней, Саша, не очень-то верь женщинам, а особенно этой — красивой, эффектной, явно избалованной. Наболтала тебе во хмелю да под настроение черт знает что, ты и рассиропился. А она, может, просто пошутила с тобой, побаловалась, теперь летит на свой Урал и забыла тебя напрочь, о муже думает или о ком другом». Но другой голос, куда более сильный и желанный, спорил с первым, не согла шался, гнул свое: «Ну и что, если красива и избалованна? Искренна же она была. Так ласкалась, говорила, упрашивала... Даже плакала. Зачем ей все это, если бы ничего у нее серьезного не было? Верить надо людям. Она по-своему несчастна, обделена в жизни, хоть и имеет успех у мужчин, но тоже надоело вот так, от одного к другому, тоже хочет постоянства. А муж для нее — пустое место. И что особенного в том, что я, Саша Егармин, заинтересовал, сильно понравился ей? Что я — самый последний, за мухрышка, ничего из себя не представляю?» Нет, все это очень возможно. Она тоже его полюбила, и что плохого в том, что он к ней приедет? Он ведь не будет тунеядцем, нахлебником, нет, ни в коем случае! Строитель, грузчик, разнорабочий — кем угодно он пойдет, но кормить себя будет сам, работать он умеет. И, может, действительно со временем, с ее помощью или своими силами, попадет в интересное общество, заживет какой-то яркой жизнью, най дет себя, принесет большую пользу людям... Егармин сбежал по ступенькам от театра, расстегнул плащ, бросился на скамей ку, с хрустом и сладко потянулся, приспустил галстук. ...Вот он лет через десять гуляет где-то по Москве, Ленинграду с НЕЙ и с друзья ми, осматривает памятники, дворцы, музеи, он уже известный журналист, модно одет, им всем хорошо, весело, они честно заработали этот праздник, эти шедевры искусства вокруг, ведь все они — талантливые люди, приносят стране немалую пользу... Вот он где-те в Большом театре, тоже с НЕЙ, оба красивы, элегантны, на них посматривают с невольной завистью, как в «Садко», он нежен, предупредителен с НЕЙ, и О Н А тоже любит его... 11. Женись на мне Лишь к полуночи вволю намечтавшийся Егармин двинулся из центра домой. Он размашисто шагал по пустынной ночной улице; проходя мимо ресторана «Орбита», он \
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2