Сибирские огни № 07 - 1979
чувствовал сладкое волнение — здравствуй, родная инструменталка! Как все здесь привычно, все знакомо! Знакома эта вот железная коробочка-табельная, стоящая на входе в цех, и чер ная, никогда не пустующая доска объявлений, и установка газированной водьТ; зна комы эти ровным рядом расположенные вдоль прохода, окрашенные в светло-зе леный цвет, фрезерные, токарные и шлифовальные станки, эти чисто выбеленные, радующие глаз, высокие стены цеха, этот мостовой кран с белеющим в его кабине лицом крановщицы, знаком, наконец, мелькавший там и сям разноликий цеховой народ. Мошкии подвез Егармина к дверям лекального отделения и, кепочкой сделав ему «пока», укатил, а Егармин вошел к Васе Мартюшеву. Егармин знал, что Вася успел за три прошедших года сделаться а цехе молодым да ранним светилом. Круглая, с виду простоватая физиономия Мартюшева уже поме щалась на доске Почета, а в цехе им гордились и вечно водили к нему гостей и кор респондентов: «Нет еще и двадцати пяти, а лучший в цехе слесарь-лекальщик, рацио нализатор, голова, природный талант». Конечно, и сейчас Вася, примостырившись на промасленной табуретке к верстаку, тихо и словно нежно оглаживал тоненьким напильником угловатую блестя щую деталь. За Васиной работой наблюдал, стоя рядом, мастер участка Иван Ивано-I вич Светлосанов, или просто Ван Ваныч,— грузный, степенный мужчина в сатиновом, халате, клетчатой кепке и с неизменным своим карандашиком за ухом. В углу, зажаз в тисах деталь, обрабатывал ее рашпилем тоже хорошо знакомый Егармину станочник Филя Махов (по прозвищу Махонька) — невысокий носатый мужичок с писклявым го лосом и на редкость ехидным, вздорным характером. — Привет металлистам!— Егармин, подходя, с удовольствием протянул руку- Ван Ваньгчу. своему любимцу и учителю (именно Ван Ваныч когда-то без колебаний взял их с Васей в цех и возился с ними в первые! самые трудные месяцы). — Ого, Александр Егармин, собственной персоной! Привет, привет.— Ш ирок» улыбаясь, мастер энергично встряхнул руку гостя.— Экий ты стал... Прямо не узнаешь, богатырь! . — Прибыл в весе на двенадцать килограммов, в росте — на пять сантиметров,— отвечал Егармин, здороваясь с Васей.— Эй, Филипп Батькович, привет! Как жизнь мо лодая?— крикнул он Махоньке, но тот и сам, бросив рашпиль на верстак, засеменил к гостю. Первый цеховой сплетник и краснобай, Махонька не мог, конечно, упустить момента, чтобы не покалякать с вернувшимся из армии свежим человеком, тем более, в некотором роде своим соперником. А соперничали они обы ч-о в словесных перепалках, происходивших в цеховой курилке, в красном уголке перед собраниями или в раздевалке, во время пересменок. Ехидно-занозистый Махонька цеплял буквально всех своими подковырками, и далеко не каждый мог их достойно парировать. Доставалось от него и Егармину, хотя тот обычно не сдавался и, невзирая на жестокие поражения, даже дома, ночами, обдумы вал варианты наиболее эффектных ответов на возможные издевки Махоньки. — Ага! — запищал Махонька, как-то вприпрыжку подходя к Егармину и уже ехидно сверля его черненькими глазками-буравчиками.— Вернулся наш доброхотик барабан, правильный малый Саня Егармин, забодай его комар! Да нешто это ты, осто- лопище ты наше фрезеровочное, штангист ты наш хлипенький. вьюноша ты наш глу поглазый?! __ Я,__не обижаясь на этот обычный махоньковский фейерверк, отвечал Егар мин.— Явился — не запылился, как видишь. А ты как тут, Филя? Все треплешься, остришь, байки свои каламбуришь? __ Все острю и каламбурю, ты угадал, Саня,— нервно тараторил Махонька, обво дя слушателей запавшими буравчиками глазок.— А что делать, раз кругом идет при жим: нормы повышают, расценки режут, премию и тринадцатку видишь только во сне? Вкапываешь, как папа Карло, а получаешь, как Буратино. Хоть потрепаться, душу отвести. __ Из двух с половиной сотен не вылазит, и все ему мало...— тихо заметил Мар- тюшев, но Махонька тут же прервал, заглушил его:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2