Сибирские огни № 07 - 1979

ся на гальке. Не понравилось- Снова свернул постель, потащил ее по берегу и почти сразу набрел на мягкую луговую траву. Тут и матрац был ни к чему. Отсюда отчетливее и ярче был виден свет на том берегу. Конечно, это был трактор! Мысли убежали далеко-далеко, в детство. Как живого, увидел отца. Вот он идет за деревянным плугом, вгоняя изо всех сил лемех в непо­ датливую землю. От напряжения на его руках вздулись вены. Медленно бредут по пашне быки, но отец едва поспевает за ними —так тяже­ ло управляться с плугом... Я рядом с отцом, но какой из меня помощ­ ник? В середине дня на поле приходила мать, разводила костер у межи и пекла на углях толстые лепешки- Ничего вкуснее никогда не ел! Даже сейчас почувствовал запах этих горячих лепешек. Работы в поле хватало. Лето почти всегда было засушливым, и отец поливал поле, к которому подходила вода по вырытой им канаве. Полоть доставалось мне. Чего-чего, а сорняков всегда было полно. И еше —сколько себя помню —таскал с пашни к меже камни. Каждый год убирали с поля камни, а их будто и не убывало. Зато не было боль­ шей радости, когда поспевал урожай и тугие золотистые колосья пше­ ницы колыхались на ветру. Отец сноровисто жал их серпом, а мать ловко вязала снопы. Мне доверяли отвозить к току снопы на телеге. И водить быка вокруг жернова тоже поручали мне. Когда я в первый раз сам повел быка по кругу, отец сказал: — Молодец, сынок! Теперь ты настоящий мужчина! От его похвалы меня чуть над землей не приподняло. Мне нравилось на току. Здесь я чувствовал себя почти равным со взрослыми. И потом сама работа тут же, на глазах, давала резуль­ тат— зерно. Все, что делали в поле до этого, только обещало урожай. И срезанные колосья, и снопы еще не были зерном.'Когда же отец большой деревянной лопатой с силой подбрасывал высоко вверх сыпав­ шуюся из-под жерновка массу, ветер относил на конец тока мякину и соломенную труху, а к ногам падало в быстрорастущий ворох чистое зерно. Это была награда за долгий и тяжелый труд. Поле кормило нашу семью, и отец всего себя отдавал земле, хлебу. Он был не как все. У него не лежала душа к скоту. Скот, конечно, у нас был, но отец жил землей. Год за годом работал он не покладая рук, не обижаясь на свою судьбу. И меня приучал к труду. Был бы он жив, видел, как я управляю трактором, как отвалы плуга переворачивают пласты целинной земли, сказал бы: «Ты настоящий мужчина, сынок». Сказал бы... Такое я напахал! При одной мысли, чего я натворил « за что расплачиваюсь теперь, защемило сердце. Когда еще сумею оправдаться перед памятью отца? От горьких раздумий отвлек яростный лай собак и чья-то брань. Уже рассвело. Я поднял голову и увидел направлявшегося к плоту До- рига. Он швырял камнями в наседавших на него собак и ругал их на чем свет стоит- По его шаткой походке нетрудно было определить — пьян-пьянехонек. Дориг взобрался на плот и заорал, обращаясь уже ко мне: — Ты что, думал меня в живых нет? Где моя постель? Ты почему не постелил мне постель? Ты еще узнаешь, кто я! —Он засучил рукава и полез в балаган. Я переждал, пока Дориг утихомирится. Когда он захрапел, вернулся на плот, отвязал его, отпихнул шестом от берега и направил по течению. Пьяный Дориг все же проснулся, вылез наружу и, скрипя зубами, разразился руганью. Направился было, сжав кулаки, в мою сторону, но не устоял на ногах и с размаху сел на бревна. Отпустив несколько от