Сибирские огни № 07 - 1979

— Кстати сказать,—продолжала тем же сухим, колючим голосом Таня,— и прибраться бы здесь не мешало. А то соберетесь обосноваться, а кругом —пыль. — Тебе не кажется,—спросил Антон Николаевич со спокойствием на пределе,—что ты ведешь себя неприлично? Таня, похоже, именно этого с нетерпением ждала: — Это я,—подчеркнула, задыхаясь, «я»,—это я веду себя непри­ лично?! А ты ведешь себя прилично? Да?.. Не заставляй меня при посто­ роннем человеке... — Замолчй! —крикнул Антон Николаевич угрожающе. Таня на секунду застыла, как бы до глубины души этим, криком оскорбленная. Повернулась и исчезла за дверью. — Господи! — горестно воскликнула она оттуда и, как ребенок, громко и беспомощно всхлипнула. — Я поеду,-—сказала Анна Константиновна, решительно вскаки­ вая.—Вы уж извините меня, Антон Николаевич. Он тоже поднялся, стоял между нею и дверью, куда с плачем убе­ жала его дочь, и опять увиделся Анне Константиновне слабым и без­ защитным, отчего сердце у нее, как у него сейчас, разрывалось на две части. <• — Я вас очень прошу,—сказал он,—одну только минутку подожди­ те... Посидите в саду, я сейчас к вам приду. — Ни к чему это,—пробормотала она, но невозможно было в чем бы то ни было сейчас отказывать ему, еще одну обиду нанести.—Ладно, подожду... Вы с ней не ссорьтесь,— взмолилась она.—Дочки-то другой не будет, а я и правда человек посторонний. — Опять чепуху городите? — резко оборвал он, а наткнувшись на ее грустно-укоряющий взгляд, попросил: —Не обижайтесь. Вы же ум­ ница, вы должны понять. Она лишь вздохнула прерывисто. Этот вздох облегчил, освободил немного сердце, до боли чем-то зажатое. Она вышла в сад, прошла подальше от дома, села на скамеечке под сосной в глухом уголке сада. Села и задумалась, кручинясь. Ей Таню хотелось понять. Кто и что ей плохого сделал? За что отца судит, осуждает? Осуждать тогда мож­ но, была уверена Анна Константиновна, если кому-нибудь вред или не­ счастье, другим или самому. А тут—кому вред, кому несчастье!.. И ведь сама отчего-то страдает, плачет. За кого ей-обидно, кого жаль? Анна Константиновна решительно не могла найти, кого бы следовало до этой минуты жалеть. Теперь-то всех можно видеть: и Таню,-и Антона Нико­ лаевича, и ее, АннуКонстантиновну... Если дочь о памяти матери хлопо­ чет, так никто эту память не осквернил, ничем не ущемил. Таня небось за эти два месяца ни разу на Ваганьковское не съездила, а Антон Николае­ вич и сам не раз и не два был, и вместе с Анной Константиновной тоже— посидели около могилы, цветы положили. Пустяки, конечно, но тоже кое о чем говорит, если бы Таня хоть о чем-го знать хотела или к чему-то в них, в отце, Анне Константиновне, прислушивалась... Отец такой чуткий, тонкий, а она что же? В кого она-то у них? ...Может, сын приедет, все расставит по местам? —без большой ве­ ры подумала Анна Константиновна. Все-таки мужчины спокойней, рассудительней. Женщины накричат, нашумят, а с мужчинами можно вести диалог, они хоть слушать других умеют. Ну, ладно, допустим, он уговорит сестру не трогать отца, позволит ему жить, как хочется. А дальше что? Куда им деваться? Деваться им все равно некуда. Под ногой у Анны Константиновны белела ромашка, она сорвала ее и, как в далекие свои годы, когда в ней еще жили надежды, стала 3 *