Сибирские огни № 07 - 1979
Таня на это не ответила «очень приятно» или «рада познакомиться», не назвала себя в свою очередь, как делают люди при знакомстве, а не определенно, но с оттенком, с каким говорится: «Этого и надо было ждать, ничего хорошего никто и не ждал»,— произнесла что-то среднее между «у-гу» или «а-га», и у Анны Константиновны все внутри больно и неудобно сместилось, сдвинулось, предвещая беду. Спасаясь, она зачем-то вскочила с места, захлопотала: — Садитесь с нами, я сейчас и для вас яичницу зажарю,—сама с досадой слыша, что голосом перед Таней лебезит, но не в силах вернуть себе подобающее достоинство, как если бы и в самом деле из-под облом ков выкарабкалась (какое уж в таком положении достоинство!).— Вот, пожалуйста, стул... ,— Благодарю,— сказала Таня с убийственным ехидством.— Как-ни будь я найду себе здесь место. Этими словами с их неприкрытым недружелюбием она открыто объ являла военные действия. Но Анна Константиновна не могла и не хотела становиться ее противником, она сразу же мысленно подняла обе руки, сдаваясь без сопротивления. Первым порывом ее было —поскорей со браться, сказать какую-нибудь вежливую неправду (ох, незадача, на второй замок заперла квартиру, соседи могут из отпуска вернуться, домой не попадут!) и бежать. Она было рот уже открыла, но Антон Николаевич опередил ее: — Не хлопочите, Анна Константиновна. Таня, действительно, сама тут разберется. Захочет с нами посидеть—милости просим, а сковород ка и яйца на кухне, на столе. Найдешь,—повернулся к дочери. Он в бой не вступал, а пока оборонялся и, похоже, предупреждал дочку по-хорошему: опомнись. В ее глазах, однако, точно такое, как бывало и у него самого, только еще отчетливей и жестче, застыл стальной холод, и Анна Константинов на, обожженная им, немедленно сдалась и за себя, и за Антона Нико лаевича: «Переборет она его». Таня, одарив их своим леденящим взглядом, стуча громко «плат формами», ушла в дом. Анна. Константиновна кинулась искать сумку и жакетку. Антон Николаевич проницательно угадал ее намерения, встал и усадил на место. — Никуда я вас не отпущу,— сказал строго. Долил вина в рюмки, поднял свою: — Будьте здоровы, Аннушка.—Так, будто никто в их ве селое и дружеское застолье не вторгался. Она не двинулась с места, не шелохнулась. Сидела, сложив руки на коленях и ничего не слыша, кроме негодующего стука шагов в глубине дома. — Возьмите-ка рюмку,—настойчиво приказал он — Яичница наша совсем остыла. — Да, да,— согласилась она, по-прежнему не двигаясь,—Может, я лучше поеду? — и поспешила заинтересоваться рисунком на клеенке, озабоченно обвела пальцем какую-то розочку. — Не говорите чепухи! — Почему —чепуха? Вы сами знаете, что никакая не чепуха. — Она сейчас уедет,—сказал он неуверенно. — Почему ты решил, что я уеду? Таня, видимо, обошла дом и—опять из сада —вернулась. _ Не только я не уеду, а и Вадим к вечеру приедет, и Николай со своими. Мы договорились провести наш уик-энд на свежем воздухе. Надеюсь, мы вам не помешаем?... Какая она недобрая, нехорошая, с тоской подумала Анна Констан тиновна, не поднимая головы. Об отце совсем не думает...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2