Сибирские огни № 07 - 1979

сечь дерзкого индивидуалиста-одиночку коллективными розгами, чтобы лишний раз показать, что коллектив — несокрушимая сила, и любой, кто идет против этой силы, обречен на позорное поражение. Следя за перипетиями борьбы, развернувшейся на Нережском заводе, мы видим, что автор вовсе не склонен абсолютизировать интере­ сы коллектива. И в то же время он не склонен полностью оправдывать и дейст­ вия Чешкова, слишком уж рубящего с пле­ ча, слишком много оставляющего после се­ бя щепок. Тут все сложно, неоднозначно, противоречиво. К тому же конфликт пьесы имеет еще одну особенность, связанную со спецификой материала, положенного в ее основу. Дело в том, что Нережский завод — предприятие с очень своеобразным, если так можно выразиться, внутренним укла­ дом. Уклад этот сродни тем производст­ венным отношениям, которые характерны для сельскохозяйственных предприятий — колхозов, совхозов. Точно так же, как в деревне, все трудоспособное население занято на одном производстве, так и в Не- режске почти все жители являются работ­ никами одного предприятия. Люди здесь, как и в деревне, знают друг друга в лицо, запросто ходят в гости, роднятся между собой и проч. С одной стороны, такая «се­ мейственность», безусловно, способствует сплочению людей в дружный коллектив, а с другой — порождает кумовство, панибрат­ ство, что, конечно же, сказывается на тру­ довой дисциплине. И, думается, автор очень верно поступил, избрав местом действия именно такой вот «промышленный колхоз», потому что здесь особенно отчетливо и об­ наженно выявились все распри между не признающим никаких традиций суперно­ ватором и дружным, но уже где-то закос­ невшим в своих традициях заводским кол­ лективом. И именно эта острота, эта не­ стандартность конфликта и обеспечила успех пьесе. То же самое можно сказать и о целом ряде других произведений, посвященных теме труда, таких как «Территория» О . Ку­ ваева, «Гори, гори ясно» А. Кривоносова, «Заводской район» А. Каштанова, «Скры ­ тая работа» Г. Немченко, «Протокол одного заседания» А. Гельмана... Секрет их успеха прежде всего в новизне конфликта, в том, что авторам удалось обнаружить какие-то очень существенные противоречия, идущие от самой жизни, от происшедших в ней пе­ ремен. Другое дело, что далеко не везде этот конфликт имеет прочные «опоры», да­ леко не всегда его носителями являются многогранные человеческие образы. Именно поэтому многие из нашумевших книг и пьес последних лет все же не стали подлин­ ным знамением времени, не вошли в зо­ лотой фонд советской классики. Но дорогу к вершинам литературного ус'пеха их ав­ торы, нам думается, торят верную. Во вся­ ком случае, они смело идут в глубь самой жизни, не боятся ее противоречий и слож­ ностей и ставят себе такие задачи, которые цо них никто по существу не решал. Думается, в свете затронутых здесь проблем можно попытаться прояснить и вопрос о том, почему в литературе пос­ ледних двух десятилетий ведущее место заняла все-таки не «производственная» проза, а «деревенская», почему именно с темой деревни связаны наиболее значи­ тельные достижения в нашем современном литературном процессе. Критики не раз уже задавались этим вопросом, спорили, дискутировали, высказывая нередко очень верные, глубокие суждения, но, кажется, до сих пор никто еще не попытался рас­ смотреть «деревенскую» и «производствен­ ную» прозу (разумеется, термины эти мы употребляем как чисто условные, рабочие) в типологическом аспекте, т. е. тщательно проанализировать 9 сравнительном плане природу конфликтов, лежащих в основе произведений той и другой «ветви». Вполне понимаем, что это уже тема для целого ка­ питального исследования, поэтому ограни­ чимся лишь несколькими самыми общими соображениями на сей счет. Первое, что бросается здесь в глаза,— резкое отличие конфликтов «деревенской» прозы от кон­ фликтов, положенных в основу произведе­ ний о рабочем классе и современном про­ изводстве. И различие это обусловлено не столько спецификой жизненного материа­ ла, сколько самим подходом к этому мате­ риалу. Допустим, конфликт между новато­ ром и консерватором, до сих пор еще не изжитый в «производственной» прозе/ для «деревенской» прозы не характерен. Хотя, как мы знаем, попытки (и неоднократные) внедрить этот конфликт в «деревенскую» прозу были: схватки между новаторами и консерваторами происходили не только в цехах и на строительных площадках, но и на колхозных нивах — достаточно вспом­ нить нашумевшую в свое время «Повесть о директоре МТС и главном агрономе» Г. Николаевой. Однако новаторы и консер­ ваторы очень быстро исчезли со страниц произведений о деревне, что, безусловно, делает честь нашим писателям-ядеревен- щикам». Но еще большую честь делает им то, что они нашли и стали разрабатывать другие конфликты — подсказанные, про­ диктованные самим временем, теми со­ циально-историческими переменами, кото­ рые произошли в жизни деревни в после­ военные годы. Не будем сейчас выяснять, кто тут был первооткрывателем (одни критики и лите­ ратуроведы отдают пальму первенства В. Овечкину с его «Районными буднями», другие утверждают, что и до «Районных буден» были очерки, поднимавшие те- же злободневнейшие проблемы жизни села), тут важно отметить следующее. Как бы там ни было, но именно в «деревенской» про­ зе последних десятилетий получил достой­ ное воплощение один из ведущих принци­ пов социалистического реализма— принцип осознанного историзма. По справедли­ вому замечанию критика А. Ланщикова, «нынешний интерес нашей литературы к де­ ревне, к ее судьбе, объясняется прежде всего тем, что талантливые писатели, есте