Сибирские огни № 07 - 1979

ному самоанализу обнаруживают и герои современных повестей и романов. Один из главных героев повести Л. Ф ро ­ лова «Грузчики» аттестуется автором как человек с «трудным, мятущимся» характе­ ром. И уже на первой же странице повес­ ти эти метания показаны, так сказать, са­ мым наглядным образом. «Саша Дронов валялся на кровати, глядел в потолок и лениво гадал, к кому сегодня лучше идти: к Зине-продавщице из стан­ ционного буфета — или к медсестре из здравпункта Рае Новиковой. У Зины можно хорошо провести время, но туда придется брать Панова, потому что у Зины есть сестра и Витька Панов к ней неравнодушен. Дронов поморщился: нет, это не подхо­ дит. Панов будет болтать без умолку, кривляться, хватать всех за руки и никому не даст покоя, а Дронову хотелось побыть среди тишины и уюта. » Может, пойти к Рае? Но ее мать вернет­ ся со смены в двенадцать часов, и тогда плестись среди ночи обратно в общежитие. Тоже плохо. Дронов колебался...» Но, видимо, вполне понимая, насколько несерьезны подобного рода «колебания», автор решает основательно «углубить», сво­ его героя, и в следующей сцене, когда Дронов, сделав, наконец, выбор, приходит к Рае, возникают такие вот «рефлексии»: «И вдруг он поймал себя на мысли, что по­ добное состояние, когда он тщательно раз­ бирал свои' слова и поступки, было уже у него, но давным-давно, еще в юности. Ка­ залось ему тогда, что живут в нем два че­ ловека, и один из этих двух был судьей другому». Ну чем не Печорин — этот Саща Дронов? Ведь тут все точь-в-точь как у Лермонтова в сцене, когда Печорин признается Вернеру: «Я давно уж живу не сердцем, а головою. Я взвешиваю и разбираю свои собст­ венные страсти и поступки с строгим любо­ пытством, но без участия. Во мне два чело­ века: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его...» Умею т наши авторы передавать внутрен­ нее состояние своих героев и в духе Тол­ стого, и в духе Достоевского, и Чехова. Только стоит ли доказывать, что подобного рода «психологизмы» оборачиваются откро­ венной пародией. «Скучно, назойливо, бездарно» Из всего вышесказанного может сло­ житься такое впечатление, что классики суть авторитетные учителя, дающие велико­ лепные уроки мастерства, а современные писатели — примерные ученики, пытаю­ щиеся слово в слово затвердить и повто­ рить все услышанное на этих уроках. С од­ ной стороны, бывает и так. Но с другой — мы наблюдаем нечто противоположное: оказывается, далеко не все советы клас­ сиков, их добрые наставления принимают­ ся к сведению. И это небрежение, равно как и примерная «зубрежка», приводят к результатам печальным. Как известно, классиков надо время от. времени перечитывать. Что в общем-то все мы, хоть и. не так часто, но делаем. Однако обращаясь вторично к своим любимым пи­ сателям, мы, как правило, берем с полок те тома, где помещены их художественные произведения, и очень редко открываем последние тома их собраний сочинений, где помещены письма, . дневники, записные книжки и проч. А между тем среди этого, «прочего» нередко встречаются удивитель­ ные суждения, н е . только поражающие своей глубиной и мудростью, но как будто непосредственно обращенные к нашей се­ годняшней литературе. Вот, к примеру, отрывок из «Записей для себя» В. В. Вересаева: «Эмиль Золя.— «Брюхо Парижа», глава 1. Витрина колбасной лавки. «Выставка была расположена на подстилке из мелко на­ резанных обрезков голубой бумаги; места­ ми тщательно разложенные листья папо­ ротника обращали некоторые тарелки в букеты, окруженные зеленью. Это был це­ лый мирок вкусных вещей, жирных и таяв­ ших во рту. Справа, в самом низу, у стек­ ла, шел ряд банок с жареными ломтиками свинины вперемежку с банками горчицы. Повыше лежали маленькие окорока с вы­ нутой костью, такие красивые, круглые, желтые от тертых сухарей...» И так. долго еще, долго! Больше, чем столько же! И по­ думать, еще несколько десятков лет назад могли это читать вполне серьезно и не при­ нимать за величайшее издевательство над собой!» Впрочем, Вересаев был далеко не пер­ вым, кто обратил внимание на эти излише­ ства в романах Золя. Еще раньше, в семи­ десятые годы прошлого века, Л. Н. Толстой сетовал: «У Золя едят гуся на двадцати страницах, это слишком долго». А пример­ но в эти же годы М. Е. Салтыков-Щедрин написал блестящую пародию на романы Золя, где подверг резкой критике тот псев- дореалистический способ изображения жизни, который впоследствии получил на­ звание натурализма и родоначальником ко­ торого считают французского романиста. Право, трудно удержаться, чтобы не про­ цитировать несколько выдержек из этой пародии. «Альфред встает рано и имеет привычку потягиваться. Потягиваясь, он обдумывает свой вчерашний день и находит, что провел его не совсем хорошо. Ночью он ужинал с Селиной и заметил, что от нее пахнет теми же духами, какими обыкновенно прыскает­ ся Жюль! Когда он спросил об этом, то она только рассмеялась... Надо, однако ж, эту тайну раскрыть... Альфред решается встать. Разумеется, сначала умывается (страница, посвященная умывальнику, и две, посвя­ щенные мылу), потом начинает одеваться. Денных рубашек у него всего три: одна у прачки, другую он надевал вчера, третья лежит чистая в комоде. Надо быть осто