Сибирские огни № 07 - 1979

Но как ни странно, это эпигонство не только не порицается критикой, но нередко находит полную поддержку. Более того, у наших сочинителей, работающих «под клас­ сиков», появились даже покровители в ли­ це известных писателей. Вот что сказал, к примеру, в одном из своих последних ин­ тервью В. П. Катаев: «Я думаю, что мы все развиваем то, что они (классики.— В. Ш.) нам оставили. Ничего нового мы не приду­ мываем, а берем то, что придумали они» *. Мы бы полностью были солидарны с Ва­ лентином Петровичем, если бы последняя фраза сказана была в упрек современным авторам; но, как видно, писателя вполне устраивает такое «развитие» традиций клас­ сиков, когда их приемы и художественные средства просто механически копируются. Высказывание тем более странное,, что сам Валентин Катаев являет собою блестящий пример смелого экспериментатора, всегда ищущего новых путей в литературе, всегда идущего трудной тропою поисков. Знаме­ нательно, что далее В. П. Катаев говорит: «— Я думаю, что в современной советской литературе самое ценное — ее единство. Несмотря на разнообразие стилистики, на большое различие в степени мастерства, все-таки самое главное то, что мы совет­ ские писатели». Великолепно сказано! Ибо быть совет­ ским писателем — это прежде всего быть новатором, и здесь нам кажется вполне уместным процитировать несколько строк из стихотворения «Сергею Есенину» В. Мая­ ковского: Это врем я — трудновато для пера, но скаж ите вы, калеки и калекши, где, когда, какой великии выбирал путь чтобы протоптанней и легше? Разумеется выбор путей нехоженых, не­ проторенных — удел не только великих. Это удел каждого, кто берется за перо, потому что — снова позволим себе повторить про­ писную истину — писать имеет право лишь тот, кому есть что сказать миру и кто мо­ жет сказать свое по-своему. Выходит, спросят тут нас, нужно идти дальше классиков? Дальше Пушкина, Толс­ того, Чехова? Но не слишком ли тяжелую ношу хотите вы взвалить на плечи совре­ менных авторов? Ведь этак и надорваться недолго... Да и что еще можно открыть в литературе после тех великих достижений, которые оставили нам корифеи отечест­ венной словесности? Берем на себя смелость утверждать, что сделать это не только возможно, но и необходимо, и наши луч­ шие мастера слова такую «дерзость» и «непочтительность» к классикам уже про­ являют. Впрочем, снова обратимся к при­ мерам. «Свежая струя пробежала по моему ли-1 1 См. еж енедельник «Говорит и п оказы ва­ ет Москва», 1978, № 43. цу. Я открыл глаза: утро зачиналось. Еще нигде не румянилась заря, но уже забеле­ лось на востоке. Всё стало видно, хотя смутно видно, кругом. Бледно-серое небо светлело, холодело, синело; звезды то ми­ гали слабым светом, то иёчезали; отсыре­ ла земля, запотели листья, кое-где стали раздаваться живые звуки, голоса, и жидкий, ранний ветерок уже пошел бродить и пор­ хать над землею. Тело мое ответило ему легкой, веселой дрожью». «Казалось, тише, чем было, и быть уже не могло, но не слухом, не телом, а душою природы, присутствующей и во мне, я по­ чувствовал вершину тишины; младенчески пульсирующее темечко нарождающегося дня -— настал тот краткий миг, когда над миром парил лишь божий дух един, как рекли в старину. На заостренном конце продолговатого ивового листа набухла, созрела продол­ говатая капля и, тяжелой силой налитая, замерла, боясь обрушить мир своим паде­ нием. И я замер... Капля висела над моим лицом, прозрач­ ная и грузная. Таловый листок держал ее в стоке желобка, не одолела, не могла по­ ка одолеть тяжесть капли упругую стой­ кость листка. «Не падай! Не падай! — закли­ нал я, просил, молил, кожей и сердцем внимая покою, скрытому в себе и в мире». Искушенный читатель, ознакомившись с этими отрывками, видимо, без труда опре­ делит, что первый принадлежит перу писа­ теля X IX века, а второй — нашему совре­ меннику. А наиболее дотошные знатоки ли­ тературы, конечно же, сразу назовут и ис­ точники: «Бежин луг» И. С. Тургенева и «Царь-рыба» В. П. Астафьева. Как видим, оба автора описывают раннее утро, стремясь передать словами тот поч­ ти неуловимый миг, когда природа из од­ ного состояния переходит в другое. И если мы попытаемся освободиться от того «маг­ нетизма», какой невольно испытывает каж­ дый из нас при упоминании имени вели­ кого мастера, если мы попытаемся без вся­ кого предубеждения сравнить эти отрывки, то легко убедимся, что Астафьев описал миг пробуждения природы гораздо искус-' нее, чем Тургенев. Когда читаешь отрывок из «Царь-рыбы», впечатление такое, будто 'автор держит в руках кинокамеру и по­ переменно наводит ее то на «заостренный конец» ивового листа, то на «прозрачную, грузную каплю», то на «сток желобка», где она застыла, не в силах пока одолеть «уп­ ругую стойкость» листка. Причем писатель показывает все это крупным планом, позво­ ляя нам разглядеть изображаемые пред­ меты до мельчайших подробностей... А как великолепен этот образ-символ: капля ро­ сы, вот-вот готовая сорваться с листа, на­ рушить гармонию окружающего мира. Ведь с наступлением утра пробудится не одна природа — пробудятся и начнут тво­ рить свои черные дела браконьеры, о кото­ рых в дальнейшем и пойдет повествование. Тургеневу же явно недостает такой скру­ пулезности, «крупноплановости» в описа