Сибирские огни № 07 - 1979

бенности» всегда самое почетное место от­ водилось пейзажу, который являлся «источ­ ником настроений, чувств, мыслей» героя. «Разочарование, мрачное настроение кня­ зя Андрея после разрыва с Наташей,— чи­ таем мы в учебнике А. Зерчанинова, Д. Рай- хина,— окрашивает в мрачные тона и окру­ жающий пейзаж. «Он посмотрел на полосу берез, с их неподвижной желтизной, зе­ ленью и белой корой, блестящих на солн­ це. «Умереть... чтоб меня убили, завтра, чтоб меня не было...: чтобы все это было, а меня бы не было...» ...А поэтичность натуры Наташи, наобо­ рот, раскрывается на фоне весенней лунной ночи в Отрадном». Многим нашим писателям, изучавшим в свое время русскую литературу по выше­ названным учебникам, прием этот, как видно, глубоко врезался в память. И они, что называется, приняли его как руковод­ ство к действию. Видимо, только этим мож­ но объяснить обилие в нашей сегодняшней прозе сцен, где внутреннее состояние ге­ роя «обеспечено» соответствующей пей­ зажной зарисовкой. Открываем повесть Михаила Голубкова «Малые Ключики» и читаем: «Со стороны, из потаенного, укромного закутка, все звуки поляны особенно раз­ личимы, там, кроме боя кузнечиков,— и хлопотное гудение пчел, берущих взяток, и шелест обсыхающей под солнцем травы, и зуд над всей поляной, над каждым цвет­ ком, над каждой травинкой разного му- хотья, разных букашек и насекомых. Полу­ чается дружный, как в громком, хмельном застолье, спев, хоть всяк и дует в свою дуду. И Назар сейчас сам не последний на этом пиру. Все в нем распахнуто и рвется навстречу разноголосому гомону, он сей­ час частица всего живого, всего поющего, кричащего, дышащего, всего летающего, бегающего, ползающего по земле, он центр мироздания, и все вокруг для него, точно так же, как и он для всех, для каждой тра­ винки-былинки, для каждого насекомого и букашки». В общем — весело на душе у героя, и соответственно всё вокруг ликует и сияет: ярко светит солнце, пахнет разнотравьем, птички заливаются на разные голоса... За ­ грустил герой, и декорация сразу меняется: в небе появляется журавлиный клин, опа­ дают листья с деревьев, льет нудный осен­ ний дождь... Впрочем, иные более «хит­ рые» авторы пользуются приемом контрас­ та: человеку тяжко, а в природе все цветет и благоухает, и наоборот... Но суть от этого нисколько не меняется. Штамп всегда оста­ ется штампом, даже если его перевернуть вверх ногами. Можно привести еще один наглядный пример использования школьного учебни­ ка в качестве руководства для воплощения художественных замыслов. В учебном пособии С. Флоринского ска­ зано: «Характеристику каждого помещика Го­ голь начинает с описания обстановки, в ко­ торой тот живет... Так, внешний вид усадьбы Манилова подчеркивает и непрактичность ее хозяина, и его сентиментальную мечта­ тельность, и внутреннюю пустоту человека «ни то ни сё»: «дом, построенный на юру», «храм уединенного размышления», «скуч­ новато-синеватый цвет соснового леса». Этот прием особенно пришелся по душе нашим современным прозаикам. Трудно, почти невозможно припомнить произведе­ ния, где бы писатель, создавая образ ме­ щанина, потребителя, не пользовался бы этими сугубо гоголевскими приемами, не подчеркивал бы эту рабскую зависимость человека от обстановки, от мира вещей. Вот, к примеру, небольшой фрагмент из повести Лилии Беляевой «Семь лет не в счет», «Уже от входной двери начинало казать­ ся, что это и не квартира вовсе, а макет квартиры на международной выставке ме­ бели. В просторной прихожей с зеркалом во всю стену вас просили повесить пальто в глубину черного лакированного шкафа, отделанного серебряной чеканкой. Чтобы снять, положим, сапоги, вы имели право воссесть в одно из двух кресел, обитых невиданной экзотической тканью. При этом вам светил мраморный ангел, скромно стоя­ щий в углу с электрическими свечами в воз­ детых руках, и чуть-чуть насмешливо улыбался вашей оробелости и смущению. Дальше — больше: огромный толстый ко­ вер по ногами, шкура леопарда, небрежно распластанная у камина, хрустальная люст­ ра, а под ней белый рояль со свечами в позолоченных подсвечниках». У Ильи Лаврова в его «Лирическом ка­ лендаре» есть очень интересное размыш­ ление: «Вот написал «деревца-костры», и стало мне беспокойно. Ведь этот образ-находка принадлежит Есенину: «Горит костер ряби­ ны красной, но никого не может он со­ греть». Блистательно! И вот заполыхали эти костры почти у каждого автора, и превратили они, эти ав­ торы, драгоценный образ в штамп... За украденную шапку судят, а за укра денный образ плагиатор не несет никаких наказаний. Итак, я вычеркиваю «деревья-костры». Писатели, поэты! Погасите в своих книж­ ках чужие костры. Пусть полыхает только есенинский костер. Он и один обогреет нас всех. Не надо губить поэзию!» Так вот, читая подобные описания, тоже хочется сказать нашим обличителям ме­ щанства: уберите, пожалуйста, из своих повестей и романов эти нудные инвентари­ зационные описи, ибо то, что у Гоголя было подлинным открытием, у вас просто школярское подражание, и подобно тому, как старый, всем известный анекдот не вызывает смеха, так и назойливое повто­ рение одних и тех же приемов не дает никакого художественного эффекта. Да и сам мещанин-то давно уже переродил­ ся, давно уже прошел этап «вещизации».