Сибирские огни № 07 - 1979

Я долго стоял на ступеньках Курского вокзала, пока не осмелился обратиться к прохожим с просьбой дать монету на трам­ вай — и потащился к знакомым Саши, у ко­ торых мы только что ночевали, сомневаясь, что меня впустят. Но меня впустили и уло­ жили спать. Долго трещали звонки трамва­ ев, я их слушал и думал о том, что утром надо идти на базар, продать костюм (по­ лушубок и плащ я уже «загнал» по дороге в Москву), чтобы добраться до Симферо­ поля, иначе могу сорвать сезон. Но утром на столе лежали деньги и записка— с ука­ занием, куда положить ключ. Все было странно и мало походило на то, о чем рас­ сказывали люди с нашей улицы. И с этого момента мне начало «везти». Билетов на Симферополь никому в тот день не продавали, а мне продали. Вернулся в квартиру обрадовать знакомых Саши, а там телеграмма: «Билет выслан почтой». И я действительно его получил и даже сумел продать. И более уверенный в себе, на верхней полке поехал в Симферополь. В Симферополе меня встретил Саша, он уже устроился на квартиру. Мы здесь жили голодно, хотя по карточ­ кам получали 600 граммов хлеба на чело­ века. Самым трудным днем было воскре­ сенье. В субботу хлеб давали на два дня, а мы умудрялись съесть его с сахаром и во­ дой за день. Однажды с концертом поехали в воин­ скую часть. После выступления перед нами поставили полные тарелки хлеба — бери, сколько хочешь. Но что-то со мной случи­ лось — не хотел есть. А наутро вспоминал об этом и жалел. В Симферопольском русском драмати­ ческом театре в то время выпускалось за сезон по 16 и более премьер. Почти в каж­ дом спектакле я был занят, иногда даже в одной пьесе получал три роли, эпизодиче­ ские, комедийные. Помню, в музыкальном спектакле «Сирокко» играл герцога де Капулько — появлялся из будки в зеленом с плесенью парике и говорил такую фразу: «Я 12 лет просидел в подземелье, 12 лет не видел женщины». В Симферопольском театре был настоя­ щий комик-буфф А. К. Высоцкий, толстый, маленький, очень смешной, огромный вы­ думщик. Его появление на сцене зрители всегда встречали аплодисментами. «Когда я на сцене, то герой — я»,— го­ ворил Высоцкий. И действительно, он все внимание брал на себя. Помню, в пьесе о комсомольцах он, играя пьяного, без слов, закуривал, но пока «искал» в карманах спички, потом ро­ нял их, поднимал, вызывал аплодисменты. И как бы режиссура не пыталась его удер­ живать, он это все равно делал. Кого бы ни играл Высоцкий — Наполео­ на, Кутузова, Фамусова, солдата, тюремщи­ ка, рядом с ним никого не было видно. В «Горе от ума» он портил выход Чацко­ го — играя Фамусова, в какой-то момент поворачивался в своем халате, и неожидан­ но у него обнаруживался огромный живот. Высоцкий был прекрасным актером, но «премьерным», трудным для театра, если помнить, что наша задача — целостность, ансамблевость спектакля. Интереснейший актер Симферопольского театра того времени — А. В. Милославский (я его знал еще по Омску — в 1927 году видел в спектакле «Рельсы гудят» Киршо- на). Это был крупный мужчина с длиннова­ тым лицом, карими холодными глазами, крупным носом. До сих пор не могу срав­ нить Милославского ни с одним актером в отношении гармонии пластической. Каждая часть его тела вела себя с большим досто­ инством, он был чрезвычайно экономен, скуп, обходясь почти без жестов. В жестах не возникало необходимости — Милослав­ ский умел крепко и умно подавать слова. Но когда требовалось, он шевелил паль­ цем — и сразу добивался нужной зримости и яркости. Я с завистью смотрел на Милославского, на его руки, исполненные выразительности. Никогда не казалось, что они у него просто болтаются или лежат в кармане. Я уже знал: ничто не выдает неумение так, как руки. А сам я молол руками на сцене от­ чаянно. Самыми удивительными для меня были тот покбй и уверенность, которые исходи­ ли от Милославского, когда он играл на сцене. Милославский порой забывал текст, но мог остановиться где угодно и сделать паузу, а потом продолжать. И оказыва­ л о с ь— эта пауза нужна ему. Милославский умел все оправдывать. Но через 2 года работы в Симферополе я решил расторгнуть договор и вернуться в Омск. Я скучал о доме. А еще знал: скоро меня должны взять в армию, и если остать­ ся в Симферополе, придется идти в очень плохой полупрофессиональный армейский театр. Перспектива эта меня пугала. Я пом­ нил, как М. Л. Курский сказал однажды ак­ теру, собиравшемуся из Омского театра перейти в другой: «Ты знаешь, какой это театр? Ужасный». И я зарубил себе на но­ су: в плохой театр идти нельзя, бытй пер­ вым в плохом театре намного хуже, чем вторым — в хорошем. А дома, прямо скажем, не узнать... Жизнь в Омском театре в 1933 году бы­ ла активная, бурная, веселая, громкая. Где- то играла музыка, в другой комнате тан­ цевали, в третьей пели, в четвертой зани­ мались пантомимой; вдруг мокрые, с полотенцами, откуда-то выскакивали акте­ ры. Ими театр переполнился — теперь в Омском театре был большой оркестр, со­ листы балета, хористы и даже свое теат­ ральное училище. Еще в Симферополе я подписал договор с новым художественным руководителем Омского театра заслуженным артистом Р СФ С Р В. Ф . Торским, а в Омск привез характеристику Б. А. Бертельса, где гово­ рилось, что Теплое — артист способный, музыкальный, пластичный, хорошо движет­ ся. Я знал: это важно Торскому, он соби