Сибирские огни № 07 - 1979
огромной и трудной северной стройки, где еще не утвердилось такое понятие, как «субординация», где и начальник, и под чиненный несут, как правило, одинаковое бремя бытовых и прочих тягот, возможны столь элементарные проявления истинного демократизма. Впрочем, только ли во вза имоотношениях между «командирами» и «рядовыми» проявляется на БАМе бросаю щаяся в глаза доброжелательность, стрем ление поставить интересы человека выше инструкций и строгих регламентаций? Я снова вспоминаю, как Лариса Садкова за держала отправление поезда, чтобы пасса жиры с детьми успели добраться с Лены до Лены-Восточной; как машинист Спирин (опять-таки по просьбе пассажиров) дела ет остановку, не доезжая до Таюры, чтобы не тащились люди к поселку лишние пол километра. Я вспоминаю Галю Калинину, которая на конечной станции не просит, в угоду правилам, людей из вагона, а дает им возможность переночевать в тепле. Нако нец, мне приходит на память рассказ жен щины в кабице тепловоза: первые месяцы пребывания на трассе она по служебным делам часто ездила на попутных машинах и в конце каждой поездки (как это при нято в тех местах, откуда она прибыла на БАМ) неизменно предлагала шоферу деньги. Но денег с нее не брали, более того — часто обижались, и она долго не могла взять в толк, что не ради рубля или треш ки, а ради разговора, ради живой души рядом в далеком, выматывающем рейсе распахивались перед ней дверцы «магиру- сов» и «кразов». Чем же привлекает БАМ? В который раз уже ставлю я перед собой этот вопрос и, не находя однозначного ответа, пытаюсь определить хотя бы главные притягатель ные качества великой стройки. И не исклю чено, что одним из них как раз и являет ся эта «нерегламентированность» жизни, когда работа пока что не превратилась в службу, когда каждый новый день ставит перед тобой новые захватывающие задачи, когда ты не зажат еще тисками парагра фов, а зачастую сам — в соответствии со своими знаниями и душевными побужде ниями — принимаешь решение, от которого зависит и успех дела, и благополучие чело века. ...Наша мотрисса то мчится с ветерком (значит, состояние пути вполне удовлетво рительное), то резко снижает скорость (значит, идут просадки). Возле мостов и во допропускных труб мы непременно оста навливаемся, все выходят и медленно, с разговорами и осмотрами, идут по шпа лам на другой берег безымянного ручья. Мы едрм «в голову» укладки. Много раз, на многих перегонах бывал я у монтеров пути, но приезжал к ним всегда с «фрон та »— по свободной еще от рельсов насы пи, на попутном самосвале. А Теперь вот впервые «подкрадываюсь» с тыла — по только что уложенной колее, и могу во очию убедиться, как много еще труда по требуется, чтобы довести этот участок до кондиции, превратить его в Ж ЕЛ ЕЗН УЮ ДО РО ГУ — в полном значении этих слов. Рельсы лежат пока что) как говорится, си кось-накось: смотришь "вдаль — невоору женным глазом видно, как виляет колея, и диву даешься, что наш ходкий, тряский вагончик не выскакивает из нее на каждом стыке. До бригады Лакомова добираемся к ве черу, на исходе нескончаемо длинного ок тябрьского дня, начавшегося для меня за долго до рассвета требовательным стуком по вагону. Сколько встреч, рассказов, исто рий вобрал в себя этот день! Сколько лиц, жестов, улыбок! Интуитивно оберегаясь от информацион ного и эмоционального перенасыщения, я не затеваю больше разговоров, не пристаю с вопросами: со стороны любуюсь артис тичной работой бригады. Вокруг снуют ф о токорреспонденты; они и в обычные-то дни не дают Лакомову покоя, а тут — канун пуска, последний километр перегона Ки- ренга — Улькан... Что еще было в этот день? Было вручение членам бригады Дипло мов почетных пассажиров первого поез да — прямо здесь, на трассе, в их вагончи ке, в конце смены. Была обратная дорога — двести с гаком тряских ночных километров: завывание мо тора, темный лес по бокам, холодный блеск нескончаемой колеи в неярком, дергаю щемся луче света. В восьмом часу утра в одном из каби нетов отделения временной эксплуатации я сталкиваюсь с Александром Васильеви чем Мильцевым. Он бодр, улыбчив и доб рожелателен. — Оставайтесь,— предлагает Александр Васильевич.— Прокатитесь по БАМу еще раз, но теперь уже с комфортом. Я отказываюсь: лучшей поездки, чем со вершенная, для меня быть не может. — Поздравляю вас с пуском очередного перегона,— говорю я Мильцеву на про щанье.— Желаю веселой поездки, отдыха среди друзей... — О каком веселье, о каком отдыхе речь? — Мильцев удивленно, даже испу ганно смотрит на меня.— Разве-мое место с почетными пассажирами? Разве я усижу за праздничным столом? Мне в таких тор жествах до скончания века уготовано дру гое место — в кабине тепловоза, р?дом с машинистом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2