Сибирские огни № 07 - 1979

Егармин просидел в саду целых две затворнических недели; возможно, просидел бы дольше (и неизвестно, на что бы решился), не получи он наконец от НЕЕ вот такое откровенное послание: «Саша! Ты одолеваешь меня письмами и грозишься приехать — это совершенно зря. Я, каюсь, увлеклась, позволила себе... может быть, лишнее. Но сейчас очень за­ нята работой, и мне, прости, не до тебя. Да тут еще заболел муж, я поняла, что очень к нему привязана и никогда его не оставлю. Так что... устраивай свою жизнь без рас­ чета на меня. Как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Впрочем, если приеду к вам, то авось еще и увидимся. Разумеется, предвари­ тельно я напишу. Не горюй, спасибо тебе за теплые чувства. Словом, желаю успехов, А. О.» Прочитав все это, Егармин в 'каком-то тупом оцепенении добрался до своего сада, завалился, не раздеваясь, на деревянный топчан и внезапно уснул, уснул крепко, часов на пять, до глубокой ночи. Проснувшись, вспомнил сразу все и вышел в сад. Пробрался мимо черных, сирот­ ливо-голых кустов смородины и малины, мимо знакомых до каждой веточки яблонь, черемух, рябин, спустился к маленькому одинокому озерку с мрачноватым названием «Свинцовый Карьер». После парка это озерко было любимым местом его рыбалки и уединения, малая вода, ровная, спокойная ее гладь, всегда как-то проясняюще дейст­ вовала на мысли, умиротворяла душу. Многие свои юношеские беды и печали пере­ жил, перемолол он у этого карьера, названного так, видимо, потому, что когда-то здесь то ли искали, то ли добывали свинцовую руду. Сейчас озерко, сжатое песчаными уродливыми увалами, тихо дремало; у даль­ него берега, под обрывом, где был страшноватой глубины омут и ловились крупные окуни, сгустилась особенная чернота, особенная мрачность и таинственность. Глаз тя­ нуло именно туда, точно в омуте таилась самая сокровенная загадка, главная суть и подоснова Свинцового Карьера. Он чувствовал остро, всем существом, глядя на ночное озерко: кончилась какая- то часть жизни. Эта фальшивая любовь, эта трагедия — серьезные звонки ему, и надо думать, делать выводы. С печальной усмешкой вспоминал, как еще недавно пижонски собирался на за­ вод. «Принц из сказки... отразим ли я... разряд по штанге...» И вот уже десятый день Егармин стоял у станка, стоял привычно, как до армии, но кто бы знал, каких это стоило ему усилий! И люди догадывались даже просто по его виду, что перевернула его трагедия Нэлки. В первый же день слесарь Сухобоев, трепло и заноза наподобие Махоньки, под­ ковырнул в раздевалке: «А, Саня, демон, жуткий тихоокеанский мужчина! Из-за тебя/ я слышал, стреляются, вешаются и бросаются под поезда?» И хотя Сухобоеву мигом заткнули рот, все же его насмешливый голос стоял у Егармина в ушах несколько дней. Перехватывал он и любопытные взгляды некото­ рых цеховых женщин, а однажды засек даже группку девчушек-пэтэушниц: стояли у табельной и зыркали, шептались явно на его счет. Егармин от таких взглядов и разговоров мрачнел и невольно держался в цехе особняком. * * * Ван Ваныч подошел, как всегда, незаметно, сбоку, когда Егармин допиливал тридцатую линейку. Кепка старого мастера была надвинута на брови, глаза остро щурились и часто взмаргивали — верный признак надвигающегося серьезного раз­ говора. — Покурим, сделай тайм-аут,— мастер присел на закопченный исколотый чурбачок. — Да я не устал, вообще-то,— тем не менее Егармин отложил плексиглас, вы­ ключил станок. — Все равно нервные клетки притупились. Чего смурый-то?