Сибирские огни № 07 - 1979

и на одиноком такси приехал домой, ввалился к отцу в кабинет и расплакался, как мальчишка, на том самом рыжем диванчике. В ту ночь они не ложились до утра. Отец бушевал и метался по кабинету, как разъяренный зверь. — Мальчишки! Сопляки! Молокососы! Растрепались о живом человеке, как о препарированной лягушке, и где — едва не посреди улицы! — Отец, я ведь не соглашался, спорил с ним...— пытался что-то мямлить Егар- мин-младший, но отец яростно оборвал его: — Короче, вот,что: на завод, немедленно снова на завод! Никаких поездок, ни­ каких девиц, и тем более замужних красоток — завтра же к станку, хватит баклуши бить! Бугай, каких поискать, а вот ума, как выяснилось, не густо. И характера то­ же. Надо срочно взрослеть. Путаться в юбках — самое недостойное занятие для мужчины! Но тут Егармин-младший тоже показал себя. То ли его задели резкие обвинения в наивности, то ли подсознательно он решил кое-что для себя раньше, блуждая по го­ роду, но он упрямо заявил отцу, что на сей раз его не послушается и немедленно уедет на Урал, к НЕЙ. Здесь он не сможет: все будет напоминать о Нэле. Да еще если узнают о письме, узнают, И З-З А КОГО она в действительности это сделала — совсем труба, ему проходу не дадут сплетнями. Отец пришел в еще большую ярость, кричал, что неизвестно, какие «подвиги» совершит его сынок на этом Урале, если уж здесь, едва приехав, сумел натворить такое. Егармин-младший парировал: он будет там работать и готовиться поступать на журналистику. Отец гремел: «Из тебя такой же журналист, как из меня персидский шах! Эти твои афоризмы — детская игра, от них до журналистики, как до луны пешком». Под утро оба выдохлись; отец помалу стал брать верх, и решено было пока опять-таки не пороть горячку. Егармину-младшему уехать на время в загородный сад, чтобы там, в тишине и одиночестве, еще раз все обдумать, успокоиться, принять пра­ вильное решение. Да заодно и сад к зиме подготовить. Отец же брал на себя фантомасов: «Проблема эта действительно назрела, и не только в нашем дворе. Устроим показательный товарищеский суд в масштабах всего завода, а может, и района. Привлечем прессу, организуем передачу по телевидению. Суд над Маховыми и всеми подобными им пьяницами, бродягами, опустившимися людьми должен быть ярок, суров и беспощаден. Леньку определим в интернат. Я, как депутат горсовета и коммунист, этого дела так не оставлю. Случай дикий, терпеть та­ кое нельзя. И так уже... прохлопали ушами, живой душой поплатились». На следующий день Егармин махнул в сад и начал прибирать его, калить для тепла в деревянной избушке плитку, кипятить чай, вечерами сидеть с удочкой у бли­ жайшего карьерного озерка. Было несколько мгновений, когда он («К чертям эти муд­ рости отца! Его бы на мое место!») едва-таки не уехал на Урал. Хотя от НЕЕ, кроме той открытки, так ничего и не было, но разве нельзя просто так — взять й приехать. Забыла, охладела, разочаровалась? Нет, нет... этого не может быть. Но почему нет письма? Ведь он послал уже целых три... Зарождавшиеся сомнения удержали Егармина, и не только они: эта девчонка, по­ гибшая несчастная девчонка, стояла перед глазами, острым болезненным гвоздем си­ дела в душе, заглушая все остальное. Кто тут все-таки виноват? Иногда, устав от бесконечных и не очень-то веселых мыслей, он словно встряхи­ вался, бунтовал: «А, катись она! Не бери в голову, как говорил Чернай. Переживать за каждую сумасбродку — что я, обязан?» , Но не брать в голову, разом отбросить все он был просто бессилен. Суд решил направить Маховых на принудительное лечение и лишить родитель­ ских прав. Их сына Леньку определили в заводскую школу-интернат. Заставили лечиться еще несколько человек, учредили при завкоме специальную комиссию по борьбе с пьянством и бытовым разложением. Словом, шум был боль­ шой, за фантомасов взялись по всему району.