Сибирские огни № 07 - 1979
Легкий шум — как будто кто-то проскользнул сзади в кустах — отвлек их вни мание, оба обернулись, но все затихло, и друзья продолжали разговор... ! 18. Одна Дальше слушать Нэля не могла. Боясь, что разрыдается прямо за их спинами, де вушка вышла на цыпочках из скрадка и бросилась прочь... Первое время она почти бежала по вечерней, мрачноватой, неверно освещенной улице; она была словно оглушена, что-то бормотала про себя и инстинктивно пыта лась хотя бы движением сбить эту невыносимую, обвалом обрушившуюся обиду и ду шевную боль. Спустя несколько кварталов она действительно успокоилась, пошла ти ше, вытащила даже зеркальце, но вдруг в ужасе от него отшатнулась; «Худосочное лицо с недоразвитым подбородком... горящие глаза страдалицы...». Она застонала и вновь ускорила шаги... нет, нет, не смотреться, не думать о себе, пока не думать. А ВДРУГ ВСЕ ЭТО — ПРАВДА? ...Она немного пришла в себя и опомнилась, к своему удивлению, у вокзала — добрела сюда машинально, идя, видимо, за народом. Рухнула на скамейку в жалком, голом, продуваемом со всех сторон привокзальном сквере, судорожно порылась в сумочке, закурила, невидяще стала озираться вокруг. Было около десяти; здесь, как всегда, мельтешила разнородная публика, и, конеч но, привокзальные «стрелки» заметили ее сразу, едва села, приняв за пьяную. О т остановки такси к ней направилось несколько фигур, но первого же, самого рослого и наглого, она встретила таким лютым взглядом, что он отшатнулся, вжал го лову в плечи и прошел мимо. Однако еще двое-трое продолжали невдалеке эти свои вроде бы невинные прогулочные зигзаги, выжидая подходящий момент. «Как вороны над падалью»,— равнодушно подумала она и почувствовала неодо лимую ненависть, отвращение к себе. Поежилась; вдруг ей показалось, что уже сей час, вот сейчас, в ее жилах, в ее крови, во всех клетках ее тела таится яд, гниль, отра ва, и она вот прямо здесь, на скамейке, ослабнет, задохнется и умрет. Она едва не застонала и вновь начала загнанно-слепо озираться вокруг, стара ясь хоть как-то включиться в окружающий мир, чтобы уйти, отвлечься, любым путем спастись от этих раздирающих ее сознание и сердце черных мыслей и жутких вооб ражаемых картин. Один из «стрелков», на сей раз самый жалкий и робкий, все-таки осмелился приблизиться; он заискивающе улыбался; затасканная болоньевая куртка, серая облез лая кепочка, карман брюк пузырится бутылкой — типичный привокзальный бич. Вдруг она сама махнула ему: — Эй, друг, иди сюда! — Не помешаю? Вот хожу, скучно одному... — Выпить есть? — она отшвырнула сигарету. — Есть, есть...— он засуетился, хихикнул, доставая из кармана бутылку. Она поч ти вырвала ее. — Дай глотну, душа горит...— И прильнула к липко-отвратительному горлышку. «Стрелок» не успел опомниться, как она запрокинула сосуд над головой. __ Эй, мне-то оставь...— Он потянулся к бутылке, но она хлестнула его по руке; __ Ни фига, перебьешься. А мне вот так надо, я алкашка, выродок, у меня вместо крови вообще она, эта самая марганцовка, течет, понял? Она отбросила пустую бутылку, залилась истерическим хохотом и с размаху об няла «стрелка»: __ Милый ты мой... тоже алкашик, да? А свой свояка видит издалека, ха-ха-ха! Вот ты меня и учуял, я девка безотказная, со мной все торгаши с базара платно и бес платно спали, понял ты, придурок? __ Ты чего... офонарела, чокнулась? — «Стрелок» испуганно от нее отшатнул ся, вылупив водянистые, какие-то козлиные глаза, но она не отпускала, тянула его к себе.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2