Сибирские огни № 07 - 1979

Собираясь с духом для предстоящего разговора, Егармин-младший явно трусил и, невольно оттягивая неизбежную минуту, голубцы ел уже медленнее, чем винегрет, а кефир и вообще пил маленькими глоточками. * * * Павел Васильевич Егармин встретил сына в своем глубоком кожаном кресле, ко­ торое отодвинул от стола, заваленного книгами и мелко исписанными листками рукописи. — Здравствуй, отец. — Здравствуй, здравствуй, гуляка. Егармин-младший устроился на маленьком рыжем диванчике — семейной скамье подсудимых, слегка нервно на нем поерзал: — Отец, врать не буду... — И не надо, все равно пойму... — ...расскажу честно. Извини, не назову только имени этой женщины... — Не требуется, суть не в именах. Только конкретнее, без демагогии. Павел Васильевич откинулся в кресле, прищурился, сурово поджал губы — верные признаки того грозного настроения, которого побаивались все в семье, не исключая и матери. ...Спустя четверть часа Егармин-младший подошел к концу: «Понимаешь, отец, я ее люблю, такое со мной впервые, я только о ней и думаю, и она тоже, по-моему, любит, полюбила... Может, это и нехорошо, но иначе мы не могли, нас просто потя­ нуло друг к другу, это настоящая любовь, а она ведь все оправдывает, так, отец?» Павел Васильевич встал, пошире распахнул форточку, закурил, прошелся впере­ валочку по кабинету. ч Был он широкоплеч, плотен, даже медвежковат, и оттого при своем среднем росте казался приземистым; темно-русые, густой шапкой лежащие волосы, сросшиеся широкие брови, глубоко запрятанные под ними темные глаза, крупное, вытянутое вниз лицо с крепкой челюстью, мощная шея — по виду этакий кряжистый дядька-ле- соруб, а вовсе не учитель. Прошелся, пыхнул витиеватой трубочкой, непроницаемое лицо едва заметно смягчилось, он густо и неторопливо заговорил. — О настоящей любви пока помолчим. Заезжая особа... ресторан... прыжки на балкон... черт знает что. Детектив какой-то! — Отец, только маме не говори о балконе, а то переживать будет. . — Да не скажу, сам смотри не проболтайся,— отмахнулся Павбл Васильевич, продолжая грузно шагать по комнате.— Хоть и ждал я чего-то в этом роде, но все же... огорошил ты меня, Александр. Именно огорошил. Выходит, воспитывали мы с матерью тебя в семье, в школе и на заводе старались, на флоте три года дисципли­ ной пичкали, а... махнула у тебя под носом юбкой первая же смазливая бабенка — и побежал ты за ней...' Что думаешь делать дальше? — План у меня, отец, такой... И еще пятиминутным сбивчивым словесным залпом обрушился Егармин-младший на отца: «Поеду... устроюсь работать... зацеплюсь... а потом учиться... она мне помо­ жет... мы будем вместе... и все будет хорошо...» — Ехать? Даже так? Ишь, какой ты скорый. Вот что: не пори-ка ты горячку, Александр. С нами поживи, мать вон по тебе наскучалась, и ребятишки тоже. Да и от женщины этой не худо бы двух-трех писем дождаться... для верности. — Отец, мы так и договорились: я поеду лишь* когда она точно даст знать. — Все-таки есть в этом какое-то легкомыслие и нечистоплотность. Подумай. — Будет сделано, отец. — И посерьезнее, посерьезнее. Без мальчишества. — Есть «без мальчишества», отец!