Сибирские огни № 06 - 1979
Второе отделение началось сразу с выступления певицы. Рослая, до родная, статная, очень русская, она вышла под рукоплескания, поклони лась в пояс, царственно и одновременно дружески протянула руку дири жеру, и он почтительно эту руку поцеловал. Зал стихал, успокаивался, готовился слушать. Дирижер взмахнул палочкой, и полилось с детства знакомое, родное, хотя и непривычное в богатой симфонической оркест ровке. Отзвучал проигрыш, вступило меццо-сопрано: Ах ты, степь широ-о-о-ока-я, степь раздо-о-ольна-ая... Какой голосище был у этой певицы! Привыкли мы к радиофициро ванным залам, к исполнителям шлягеров, держащим микрофон у самых губ, едва ли не во рту, и трудно воротиться сознанием к первозданной мощи и глубине натурального человеческого голоса, трудно поверить, что можно безо всяких технических средств, одним лишь незаметным усили ем гортани и легких добиться такого звучания. А песня только берет начало, доносится издалека, пока и не разо брать, кто поет, лишь видна на широкой светлой воде лодочка, и в ней кто-то словно бы платочком машет, и разносится над слепящей речной гладью протяжно и задушевно: Ах ты, Волга-мату-у-ушка-а, Волга во-о-ольна-а-ая-я... А голос, как тройка вороных, сдерживаемая до поры умелой и твер дой рукой, или как могучий мотор, который и на малых-то оборотах легко, не ¡меняя режима, ничуть не напрягаясь, берет крутые подъемы, а уж ко ли дать ему волю, так того, и гляди, чтоб не оторвался от земли и не взмыл 'ВВЫСЬ. Ой-да не степно-о-ой оре-оол... Случайно ли, или по тонкому и точному расчету, но песня эта, душа ее, звучала потом в романсах Чайковского и Глинки, в украинских на родных песнях и современных балладах и даже в арии Кармен, которую певица исполнила под занавес и в которой дала, наконец, полную волю своему голосу, рожденному для народных гуляний на площадях... — Странная вещь,—размягченно признался Заблоцкий, когда они вышли на воздух и, не сговариваясь, свернули в сторону бульвара.—Вот я украинец, и народ свой люблю, и песни его, и в России пожил чуть-чуть, на Севере, в экспедиции, а русские протяжные не могу спокой но слушать, под настроение даже плакать хочется. — Музыка...—ответила Жанна. Лицо ее в неярком свете уличных фонарей было умиротворенным. Они шли рука об руку, как супруги или влюбленные, хотя не были ни теми, ни другими, но Заблоцкий не думал сейчас об этом несоответст вии, мысли его парили в высоте и чистоте —как он раньше не удосужил ся пробить скорлупу своего мирка, наполненного подневольной работой и угрюмыми мыслями, и хотя бы на один вечер стряхнуть с себя бремя обыденности! Они шли мимо парочек, в обнимку сидящих на скамейках, причем парочки эти, как видно, уважали суверенитет и чувства друг друга, по тому что на занятые скамейки никто не смел подсесть. Жанна после кон церта платье не подобрала, оно опускалось из-под пальто до самой зем ли, и парочки — Заблоцкий видел это боковым зрением—провожали их взглядами и небось завидовали: из театра идут или из ресторана... А Заблоцкий с удовольствием ¡поменялся бы с любым из этих парней, чтоб сидеть сейчас на садовой скамейке с какой-нибудь девчонкой, пусть даже замухрышкой, но своей, а кому-нибудь чинно проходить мимо с чу
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2