Сибирские огни № 06 - 1979
Но едва лишь речь заходила о геологических науках или о науке во обще, она преображалась. В голосе появлялась звучность, речь станови лась плавной, едва ли не изысканной, очень конкретной (она вообще не терпела суесловия — устного и письменного). Обычно деликатная, даже стеснительная, она делалась напористой, безжалостно-ироничной, рази ла оппонентов безупречной логикой. А потом, остынув от баталий, среди интерьера холлов и банкетных залов, среди академических львов и львиц выглядела приодевшейся домработницей — это женщина, ученый, ин теллигент в первом поколении. «Эх, Зоя Ивановна! Вам бы мужчиной родиться...» — вздыхала Эм ма Анатольевна и вспоминала еврейскую «мужскую» молитву: «Спасибо, господи, что ты не создал меня женщиной»... ...Исследователь должен сам обрабатывать свои материалы. . Что оставалось Заблоцкому после таких слов? Только развести ру ками и ниже склонить голову. Теперь к Харитону. Именно теперь, в покаянном настроении. Улету чится — жди потом, когда снова появится, снизойдет, так сказать. Нет, неверно. Снисходит только вдохновение. А в покаянность сам снисхо дишь. Снисходишь до нее. Заблоцкий покурил у пожарного крана, набираясь духу, представил себе, как выглядит в глазах Зои Ивановны, и это придало ему реши мости. Харитон Трофимович Ульяненко внешне ничем примечательным не выделялся: среднего роста, со склонностью к полноте, вполне естествен ной для пятидесятилетнего человека, ведущего сидячий образ жизни; слегка одутловатое лицо; густые длинные волосы с проседью, зачесан ные набок; маленькие уши, прижатые к черепу; холодные серые глаза и рот щелью — свидетельство постоянной озабоченности. Заботили, одна ко, Харитона Трофимовича не проблемы отечественной геологии и даже не дела вверенного ему отдела, а судьба собственной монографии, кото рая одновременно являлась и докторской диссертацией. В филиале знали его паучий метод «высасывания и выбрасывания»: он принимал на тему молодых, способных, но чаще всего безответ ных ребят, безбожно их эксплуатировал, суля в недалеком будущем по мочь с диссертацией, а после каким-то образом ухитрялся делать так. что ребята эти от него сбегали и впоследствии обходили филиал пятой дорогой. И повезло Харитону Трофимовичу в том, что люди вокруг него подобрались тихие, покладистые, никому не хотелось поднимать шум и заниматься разоблачением. Да и кто ты такой супротив него? У тебя за душой-то всего ничего, каких-нибудь пять-шесть статеек, а у него — в де сять раз больше. В чем нельзя было отказать Харитону Трофимовичу, так это в дело витости и усидчивости, вообще в работоспособности. И организатор он был неплохой, умел правильно расставить людей, воодушевить, нацелить. Быть бы ему крепким администратором в науке, удовольствоваться сте пенью кандидата, получить которую в состоянии каждый человек сред них способностей, обладающий настойчивостью и трудолюбием, не лезть бы выше, рискуя свернуть себе шею! Но Харитона Трофимовича неустан но искушал бес честолюбия, а человек только тогда и открывает свои дурные стороны, когда очень к чему-то стремится, тянется изо всех сил, а достичь не удается... Когда Заблоцкий вошел, Харитон Трофимович кроил очередную пе чатную работу: вырезал ножницами и наклеивал на листы бумаги столб цы типографского текста и полоски машинописных вставок. Клей он на мазывал пальцем.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2