Сибирские огни № 06 - 1979

У книжном полки Михаил Горбунов. Белые птицы вдали. Ро­ ман, рассказы. М., Воениздат, 1978. «Война не только и, может быть, не столько железо, терзающее землю , огонь, пожирающий дома и вагоны... война вывер­ нула наизнанку людские нутра, проложила между ними резкую брешь...» — эта мысль лейтмотивом проходит через все произве­ дения, вошедшие в новую книгу Михаила Горбунова. И в первую очередь через ро­ ман «Долгая нива». По сюжетной основе — это хроника од­ ной семьи в совокупности ее семейных и общественных связей. Род Тулешовых — капля, в которой отразилась жизнь предво­ енной Советской Украины. Обстоятельно и скрупулезно выписывает автор быт, тради­ ции, вековые обычаи села Сыровцы, орга­ нически вошедшие в новые отношения людей. Порой кажется, что роман перегру­ жен бытописанием, однако весь этот обшир­ ный материал имеет единую направлен­ ность и освещен единой творческой мыс­ лью. Сыровцы — сокровенный мир детства Марийки, главной героини «Долгой нивы», мир, в котором важна любая подроб­ ность. Незначительные, казалось бы, штриш­ ки приобретают особую значимость с вторжением войны, когда «колеблется зем ­ ля, рушатся дома, рвутся человеческие связи». Жестоко и беспощадно обрубает война Марийкино детство, остается только память, ощущения светлых довоенных вос­ поминаний. Но сейчас это не просто воспо­ минания. Они дают тепло, энергию, надеж­ ду на будущ ее. Вероятно, не будь в прош­ лом у Марийки того утра с девчатами, пускающими .по реке венки, или тех минут, когда с наслаждением толчет она мак в ступе у дядьки Дениса, или каждодневных хлопот в хате тети Дуни, не останься в ее памяти того нежного пейзажа, когда «пер­ вые блики солнца мягко, розово, как бы изнутри, засветили клубы поднимающегося над рекой тумана»,— не будь всего этого, не созрела бы у девочки из простого жи­ вотного страха осознанная ненависть к врагу. Изображение войны в романе занимает не так уж много страниц, но почти все они удивительно зримы, психологически точны, заражены поистине трагической силой. «Все село стояло, оцепенев, над старой Яклиной, не поднимало ее с земли, не ме­ шало беседе с дочерью . Мать стала на ко­ лени, опустилась на растопыренные, пропо­ ротые трещинами пятки, рванула на себе сорочку — закатное солнце пепелило сухую , немощную грудь. Жалобно просила Якли- на, чтобы нелюди взяли ее вместо Ме- лашки, подвесили за худые ребра, пусть кровь ее стечет по капле в горячую пыль за кровь дытыны... Она встала, гневно посмотрела сквозь людей, простерла руки ко всей земле, те­ ряющейся в вечернем багровом сумраке. Звала, заклинала, чтоб увидели ее сыны других матерей, чтоб ветер донес до них плач по их сестре. Пусть хоть один выйдет из огня, чтоб материнскими слезами лицо умыть. Ветер! Ветер! Ветер! Не суши слез моих! Они выпадут росою в душу сынам нашим! На святую месть!». Не только чужеземных захватчиков не минет «святая месть», но и собственных вы­ родков: полуюродивого с садистскими за ­ машками Франько, мрачного мизантропа Трохима, бывшего кулака Кабука... Преда­ тельство этих людей, их метаморфоза для читателей романа, впрочем, вовсе не не­ ожиданна. Дотошность изображения дово­ енной жизни персонажей позволяет пи­ сателю с минимальным использованием художественных средств обозначить их по­ ступки в новых условиях, определить меру нравственного падения этих отщепенцев. Ведь и в мирной жизни проглядывали в них, затаившись, ожидая своего часа, ни­ зость и подлость. Несколько обособленно в данном ряду стоит образ Кабука. Это трагическая фигу­ ра. По-своему он честен, любит родную землю , но не приемлет Советской власти. Он ждал и надеялся, что вернутся прежние времена. Как знамение этой веры, принял он приход немцев. Но те, с чьей помощью он собирался восстановить подлинную, по его мнению, демократию , надругались над родиной. Они — поработители, и с ними гордому Кабуку не по пути. А народ, кото­ рого Кабук хотел облагодетельствовать своей мерой добра и справедливости (стал, как в старину, нарезать землю по числу едоков), отвернулся от него, ибо научились жить люди по иным меркам. Украине дав­ но уже не нужны ни хозяева-мироеды, ни кровососы-поработители. Своеобычность показа войны и в том, что «святая месть» не переходит в романе «Долгая нива» в слепую месть. Житейское