Сибирские огни № 06 - 1979

ба писателя вовсе не была ограничена рам­ ками этого вуза. Очень рано Чугунов понял многие осо­ бенности, своеобразные внутренние законы литературной работы, которые неизбежно постигают художники слова. Но иные при­ ходят к этим законам поздно нередко — в результате горького опыта. Чугунов, в ча­ стности, понял: писательство немыслимо без эксперимента, поиска — иначе мастер­ ство мертвеет, прием становится штампом, автор начинает бесконечно повторять само­ го себя. «Писатель, как художник, должен писать этюды»,— заметил он в дневнике. Именно так — как своеобразный тренаж — воспри­ нимаются некоторые материалы архива Чу­ гунова. Вот детектив «Городские лианы». Автор писал эту повесть, явно думая о воз­ можностях сюжета, которыми современные прозаики нередко пренебрегают, веря лишь в образность и пластику слова. В «Город­ ских лианах» сюжет подчеркнуто выходит на первый план. Подчеркнутость сказывает­ ся даже в нарочито детективном начале повести: «Это случилось в конце октября 195... года в ветреный хмурый день, когда с тополей срывалась листва и улицы были застланы ею так плотно, что нельзя было разобрать, где проходит шоссейка, а где начинаются газоны...» Жизнь города Жгутова демонстративно ограничена здесь расследованием дела об ограблении госбанка, кругом лиц, который выхватывает «луч» следователя. Чугунов учитывает опыт лучших мастеров детектива, не скрывая этого. В его повести есть очень логичные, но заведомо ложные сюжетные ходы, есть детали, о которых раздумывает читатель, тренируя свое аналитическое мышление; есть, наконец, совсем неожи­ данная развязка... Автор не предлагал «Городские лианы» редакциям, а потому не до конца отделал повесть стилистически. Однако произведе- дение все-таки «состоялось». Его конструк­ ция полностью определена решением слож­ ной задачи, которая стоит перед следстви­ ем, писатель ни на шаг не отступает в сторону. Но происходит парадокс, который давно обозначили исследователи сюжета и на который, безусловно, рассчитывал Чу­ гунов: строгий сюжет «дарит» читателю многие психологические открытия. Напри­ мер, открывает многообразие характеров, интересный, полный своих рифов и гаваней жизненный уйлад маленького провинциаль­ ного городка. С той же целью, конечно, Чугунов увле­ кался переводом. В течение многих меся­ цев он переводил произведения, опублико­ ванные в немецких газетах. И к этому делу (как ко всему, за что ни брался) относился серьезно и азартно — одновременно. Раз­ мышляя о причинах этого увлечения про­ заика, можно провести интересную парал­ лель. Автор знаменитых «Партизанских повестей» Всеволод Иванов с юности и до конца жизни переписывал от руки Толсто­ го, Чехова, Флобера. Во время такой пере­ писки, как и в процессе перевода произве­ дения с одного языка на другой, очевид­ ным становится то, «как сделана вещь» — открываются ее жанровые законы, ритмиче­ ская система, приемы «сцепления образов». Занимаясь переводом, Чугунов преследо­ вал и еще одну цель: совершенствовал свое знание языков. Он хорошо владел не­ мецким, изучал английский, мечтал выучить французский... Поиск писателя сказывался и в другом . Чугунов справедливо считал: он не может ограничиваться одним жанром, должен по­ пробовать возможности своего таланта в разных жанровых координатах. Поэтому-то «освоив» рассказ, начинает создавать пове­ сти и романы. Будем честны перед его па­ мятью : вряд ли эти «крупные» жанры соот­ ветствовали особенностям его дарования... Но сейчас подчеркнем главное: энергию движения писателя по жизни. Чугунов часто думал и много писал о са­ мом сокровенном в отношениях людей. Любовь есть во всех — или почти всех — его произведениях. Но любовь здесь редко бывает счастливой. Даже если рассказ и завершает «счастливый конец». Герои Чу­ гунова — мужчины и женщины — мучаются, страдают; страсть часто ломает человече­ ские судьбы, деформирует личность, разру­ шает семьи, приносит горе. Нравственное чувство автора сказывается в рассказах очень четко. Но позиция Виктора Чугунова непрямолинейна. Он стремится показать нам сложность жизни человеческого серд­ ца. В низком, едва ли не низменном, вдруг открывает высокое, в, казалось бы, безду­ ховном — трепещущую , пусть и заблудшую Душу. Как понять, например, рассказ «Гетера», как оправдать поведение героини — кон­ дуктора автобуса Любки? Это наглая, ци­ ничная хищница, знающая неотвратимую силу своей женской красоты, уверенная: рано или поздно человек забывает про стыд... Любка отбивает -мужа -у больной, поистине несчастной, женщины. Она ждет смерти соперницы, не сомневаясь: Петру от нее не уйти. Она жестока; жеча Петра, собрав последние силы, придет к Любке, робко попросит: «Запретите к вам Петру ходить, а?.. Уж умру, потом..,» Любка же только спросит безжалостно; «Вы меня за дуру принимаете?.. Я же тоже счастья ищу...» Нет, автор даже не пробует вызвать у чи­ тателя сострадание к Любке. Он просто на­ поминает: и у этой, всеми справедливо презираемой женщины живет в сердце любовь — Петр; и у нее есть своя затаен­ ная мечта: увезти Петра домой, к матери; есть свои одинокие сны: «...на перилах бал­ кона сидел воробей и кричал: «Все зря, все зря...» Любовь и долг, любовь и время, цена любви... Виктор Чугунов решает эти «веч­ ные» вопросы не абстрактно — не отвле­ каясь от конкретных чедовеческих судеб. Особая сила многих его рассказов в том, что автор берет набившие оскомину ситуа­ ции и на дне их усматривает единичное, особенное. По-настоящему трагичными ока,-