Сибирские огни № 06 - 1979

Вот заметки начала 1968 года. «...Долго бродил во дворе. Низкие об­ лака, точно белые птицы». 7 января. «Пахло весной. Был восход — желтый. Солнце как лимон. Безмерно ти­ хо. Грузный воздух». 9 января. «Писал «Бери и помни». Недо­ волен. Чувство, будто понимаю, а не могу. Обидно. Так нельзя...» 10 января. «Идет снег. Думаю о том, что тяжело одному писать. Пошел на работу. Небо мглистое, лохматое, но еще светло». 23 января. «Литература напоминает сно­ видения. Как сны, она бывает и хорошей, и плохой, и кошмарной». 1 февраля. «Темная ночь с редкими зе­ леноватыми звездами. Месяц, будто полоз детской качалки, бордовый, виден сквозь деревья. Надсадно ухает паровоз. Полоска облаков бледных, как пепел». 2 февраля. «У каждого человека две сто­ роны — внутренняя и внешняя. Внешняя — единство с миром и законами, внутрен­ няя — против». 27 февраля. «Отдыхаю от всякой работы. Хожу по улицам и думаю , что люди за по­ следние десять лет стали красивее». ...Прерву эти записи вопросом, обращен­ ным Виктором Чугуновым к самому себе. «Взрослый мужчина перечитал знаменитый рассказ И. Тургенева: «Муму». Плакал. По­ чему плакал? Всякий ли плачет?..» В дневниках В. Чугунова есть примеча­ тельная деталь: записи эти были, если мож­ но так выразиться, бескорыстны — они не служили для него, как для иных писателей, заготовками к будущим книгам. В его произведениях природы мало, точнее — она как бы стоит за скобками всего, что происходит в рассказе или повести. Она — часть гармонии, к которой трудно идут герои. Не сразу понимаешь: к этой гармонии шел и автор. Природа же помогала его душе сосредоточиться, понять себя, ощу­ тить собственное место в вечном, празд- ничйо-будничном хороводе бытия. Старт Чугунова-писателя был очень удачным. Никогда после он не знал успеха, какой выпал ему весной 1966-го на кеме­ ровском семинаре молодых литераторов Западной Сибири и Урала. Чугунов приехал в Кемерово из Между- реченска, приехал уже к концу работы се­ минара. У него почти не было здесь зна­ комых. Никто от него ничего не ждал. Не­ ожиданные открытия в искусстве бывают редко, потому особенно радуют. Чугунов прочитал на семинаре свой рассказ «Локо­ мобиль». Как вспоминают очевидцы, руко­ водитель секции прозы Сергей Антонов спросил тогда автора: «Где же вы были раньше?» И сказал уверенно, сразу: «Это писатель». Отчет о семинаре корреспондент «Лите­ ратурной газеты» Илья Фоняков начал с анализа «Локомобиля». Другие газеты пи­ сали о появлении Чугунова как о «сенса­ ции». Кто-то, выражаясь слогом спортивных комментаторов, назвал молодого автора «фаворитом» семинара. Раздумывая о том, почему рассказы В. Чугунова «талантливы, своеобразны», Сергей Антонов писал на страницах «Ком­ сомольской правды»: «Автор не торопится делить героев на белых и черных, он уме­ ет осторожно и незаметно подвести чита­ теля к самостоятельной оценке поведения действующих лиц, заставляет читателя мыс­ лить и проникать в загадку сложных жиз­ ненных поступков...» Потом, вспоминая о старте, Чугунов не раз обретал «второе дыхание». Кто знает, может быть, вспоминал он и старую актер­ скую примету: за счастливым дебютом — дорога с терниями. Перечитывая сейчас «Локомобиль», вгля­ дываюсь в жизненное пространство этого рассказа. Думаю о четырех его героях, ко­ торые много суток подряд идут по тайге. Надрываясь, из последних сил, тащат тяга­ чом локомобиль. Вот они: угрюмый силач Трофимов — старший этой группы. Его же­ на Татьяна, которая каждую ночь уходит к юному слесарю Семену. Пожилой провод­ ник Кабин, отказывающийся понимать по­ ступки этих людей. Да, рассказ сделан неожиданно опытной писательской рукой. Не случайно в центр повествования автор поставил Кабина, поч­ ти уже прожившего свой век в таежной деревушке, уверенного в том, что хорошо знает жизнь. Не зря автор время от време­ ни передает нам его тревожные внутрен­ ние монологи, недоуменные разговоры с другими персонажами. Так — через наивно­ простодушные вопросы Кабина — писатель и читатель одновременно идут к истине. Чугунов смело сталкивает разные мо­ ральные установки: привычные, верные, но несколько абстрактные, как всякий стерео­ тип; и те, которые традиционно неверны, но к которым человек приходит трагически, неизбежно. Кабин мучается. Он не может понять, что стало с миром, с людьми. Почему Трофи­ мов спокойно спит, когда жена изменяет ему? Почему «свихнулась» Татьяна? Почему Семен, только что пришедший из армии, вместо того, чтобы «работе отдаться, для людей жить — с бабой спутался, для себя тянет»? Традиционные истины в устах Кабина убе­ дительны, они принимают вид безусловной жизненной правды. Полупризрительно об­ виняет Кабин каждого из героев в нехватке душевной чуткости, в какой-то нравствен­ ной слепоте. «Рабочая лошадь,— думает Кабин о Трофимове.— Баба шуры-муры крутит, а он вбил себе в голову: тащи эту бочку вперед — и баста». По ночам Кабин не спит. Он со страхом смотрит в небо и зримо воображает, к чему может привести этот всеобщий моральный беспорядок: «...проснется Трофимов и спросит его: «Где Танька?» И что тогда станет он, Кабин, делать: притворится ли спящим или все на­ чисто расскажет? И у него сохло в горле,