Сибирские огни № 06 - 1979

Поэт единодушен со своим героем в от­ ношении к лежачим камням, в постоянной жажде действия. Поступки и мечты героя обусловлены его биографией. Кондрашин— человек послевоенной эпохи, обретавший зрелость в пятидесятые-шестидесятые го­ ды : в детдоме, во время службы на под­ водной лодке, в больнице после аварии. Этим героем преодолен внутренний конф­ ликт, его характер сложился и закалился в испытаниях физических и нравственных, и убеждения, которыми руководствуется Кондрашин в своих поступках, во взаимо­ отношениях с людьми, непоколебимы. Такая цельность героя особенно дорога поэту, но это вносит и некоторую облег- ченность в развитие лирического сюжета. Не потому ли Евтушенко приходится услож­ нять композицию, раздвигая «таежные» главы и вводя между ними отступление- воспоминание о беседе с английским изда­ телем для того, чтобы обозначить между­ народный, всемирный характер лежачих камней. Однако переключение планов, рас­ ширение границ повествования кажется искусственным, лишь суммарно увеличива­ ющим один из ключевых образов, но в ху­ дожественном отношении ничего' принци­ пиально не изменяющим. И верное оружие поэта, которым он умело владеет,— публи­ цистичность— используется здесь далеко не в полную силу, хотя призвано поразить грозные и опасные цели: «Лежачим камнем трагедия Ольстера сейчас у Британии на груди... на горле моих товарищей в Чили — лежачим камнем фашистский режим». Вот по каким целям открывает огонь поэт, но получается так, что он лишь наме­ тил эти цели и, не «пристрелявшись», пере­ ключается на другое, на то, что не требует специального объяснения: «Об этом за­ ботьтесь, и, кстати, о вечности, и о невеч­ ном шаре земном. А наши лежачие камни отечественные — наша забота. Мы их ско­ вырнем». В образно-смысловом ряду по­ эмы эта поверхностная публицистичность попросту не нужна. Подобного рода пуб­ лицистичность вводится Евтушенко как спо­ соб разрешения конфликта, вводится в об­ щую систему доказательств его главной мысли, но ведь доказывается-то самооче­ видное, так как обозначенный в поэме конфликт разрешен самой историей,— у ко­ го из современных читателей возникнет сомнение в обреченности лежачих камней! Сила поэмы (и всей поэзии Евтушенко) не в изображении подобных конфликтов. Автор «Просеки» обретает власть над чи­ тателями благодаря эмоциональной емко­ сти своего произведения в целом, масштаб­ ности главной мысли, которая заметно выделяет поэму на фоне многочисленных зарисовок и стихотворных репортажей о БАМе. Максималист по складу характера, темпераменту, по типу поэтического даро­ вания, Евтушенко не избегает конкретности изображения, более того, он удивительно чутко улавливает жизненные подробности и мастерски вводит их в поэтический кон­ текст. Но он именно максималист, рвущий­ ся «в завтра, вперед». Главное для него — воссоздание атмосферы стройки, атмосфе­ ры эпохи. И потомки, вероятно, обратятся к его поэме как к документу эпохи, как к подлинно поэтическому свидетельству тру­ довой героики БАМа. Евтушенко^максималист, при всем его внимании к повседневности, к заботам се­ годняшним, устремлен в будущее, создает свои стихи во имя будущего и масштабом этого будущего, с его высоты, измеряет увиденное. С такой позиции оценивает он и стройку века, ее людей, работающих во имя счастья человечества и потому душев­ но близких поэту. Без натяжки, органично перерастает у Евтушенко личное «Я» в мно­ голикое и единое «Мы», от имени которого поэт говорит с потомками — наследниками славы бамовцев: «Не забудьте, потомки, что, строя дорогу, мы сами стали дорогой для вас». Символика образа Дороги выявлена ав­ тором «Просеки» с предельно возможной полнотой, но вместе с тем этот образ и очень конкретен, представлен в его, так сказать, обыденном, обиходном смысле. Такое взаимодействие частного и «много­ мерного» в художественной системе Евту­ шенко замечено давно. Это, действительно, существенная черта его поэтики, способст­ вующая воплощению масштабных мыслей, злободневных и вместе с тем не ограни­ ченных временем, которое эти мысли по­ родило. Не всегда безупречна стилистиче­ ски реализация таких мыслей, но эмоцио­ нальная напряженность их выражения, способствующая установлению душевных контактов с читателями, несомненна. В «Просеке» нет концовки, нет развязки в обычном ее понимании. На высоком взле­ те чувства поэт оставляет читателя, приоб­ щая к собственному переживанию-откры­ тию: «С нас многое спросится эпохой и вечностью. Мы — первая просека человече­ ства». Такой взлет чувств помогает осмыс­ лить и масштабы изображенного в поэме, и глубинный смысл ее названия. «Просека» — поэма монологическая, ис­ поведальная. Вместе с тем — это страстная речь, обращенная к единомышленникам, проповедь, в которой утверждается символ веры поэта. Вобрав в себя наиболее суще­ ственные признаки поэтики Евтушенко, его мирочувствия, «Просека», при всем том, что в ней очевидны частные художествен­ ные неточности, воспринимается как наи­ более значительное поэтическое произве­ дение о БАМе из всего того, что пока опуб­ ликовано. Итоги подводить рано. Можно лишь сказать, что обращение к БАМу — плодо­ творный путь, сулящий удачи всей совет­ ской поэзии, которая историей своей дока­ зала верность теме труда, трудового геро­ изма. ♦