Сибирские огни № 06 - 1979

обнаруживает немалые творческие воз­ можности автора, ращует во многих главах чеканностью, напряженностью стиха, поэти­ ческой выразительностью, силой чувства. Масштабы стройки— масштабы стиха Поэма Евгения Евтушенко «Просека», при очевидной близости— тематической, географической — к «Станции» Анатолия Преловского, все же существенно отличает­ ся от нее. Преловский идет от Магистрали, от дня нынешнего к осмыслению эпохи; для Евтушенко же БАМ лишь веха, новый этап в постижении мировых законов, нако­ нец, материал для доказательства давней, страстно и последовательно отстаиваемой позиции. Потому выбор персонажей и эпи­ зодов, изображаемых [Евтушенко, в доста­ точной мере случаен — могли быть иные имена и ситуации, люди иных профессий — суть не в этом. «Просека» — типично «евту­ шенковская» поэма— по стилю, ритму, ком­ позиции; типично «евтушенсковские» в ней приемы соединения большого, глобального и малого, принцип организации и разре­ шения конфликта. Поэт вновь подтвержда­ ет давнюю самохарактеристику; «Я разный, я целе- и нецелесообразный», и в его ба- мовской поэме вновь со всей наглядностью проявилась сила и слабость его манеры, когда рационалистичность в странном сим­ биозе уживается с удивительной силой и искренностью чувства. «Просека» — поэма лирическая, и автор подчеркивает это уж е тем, что начинает свое изображение БАМа «Прологом» — са­ мостоятельным стихотворением «Подорож­ ник», в котором воплощен символ его ве­ ры, дано категоричнейшее бескомпромисс­ ное жизнеопределение: Я не то ч т о б ы просто х у д о ж н и к — я совсем из н е п р и з н а н н ы х роз. Я сибирской з е м л и подорожник, р а с п р я м л я в ш и й с я после колес. И телеги по м н е колесили, и м а ш и н ы , и т анки ползли. Я. хрустя, прорастал из Р оссии — из го р ч а й ш е - с л а д ч а й ш е й Земли. В роде буйного чертополоха я от п ы л и себя не спасал. Т в о ю кровь, твои слезы, эпоха, я в д в у ж и л ь н ы е стебли всосал. Я а с ф а л ь т рассекал, и не каюсь, что, своей п р ямоте вопреки, изворачивался, н а т ы к а я с ь на а с ф а л ь т о в ы е катки. К а к за веру, к р и в ы м и ростками, я д е р ж а л с я за з е м л ю свою. П р о б и в а л я л е ж а ч и е камни, и е щ е попадутся — пробью. М о и стебли — о н и жестковаты. И к букетам о н и не идут. П о д о р о ж н и к кладут не в салаты — п о д о р о ж н и к на р а н ы кладут. Нельзя не отметить, что одним из суще­ ственных моментов собственной судьбы (и творчества) Евтушенко считает свое си­ бирское происхождение. В «Просеке» нет упоминаний о сибирской родословной, о военном детстве на станции Зима, но кор­ невая связь выявлена в ином — поэма при­ звана убедить, что в Сибири особенно нуж­ ны творческая энергия и страсть, что БАМ возможен лишь в сибирских масштабах, как в сибирских масштабах возможно осуще­ ствление самой дерзкой мечты во имя тор­ жества правды и счастья человечества. По­ тому так страстен и искренен поэт, сибиряк по рождению, по крови. Он не имитирует волнение, он живет тем, во что верит, по­ тому он — за лозунги и формулы. В этих лозунгах и формулах выражена его жиз­ ненная концепция: «Вся моя сила — только в этом. Она — земля. Не пьедестал. Народ становится поэтом, когда поэт народом стал». Жизненная концепция Евтушенко опре­ делила структуру поэмы — ее деление на части, главы и соотношение этих частей. Композиция «Просеки» напоминает отчасти «Братскую ГЭС », состоящую из отдельных глав-рассказов и лирических монологов, хотя поэма о БАМе более целостна и ли­ шена тех неоправданных условностей, ко­ торые обнаруживали искусственность, ра­ ционалистичность замысла, отразившуюся, например, в споре Братской ГЭС и египетской пирамиды. В «Просеке» четче обозначен идейно-эмоциональный центр, да и сосредоточение внимания только на одном герое, в котором отчасти повторены приметы судеб и бетонщицы Нюрки, и ста­ рого большевика, и даже «диспетчера све­ та», способствует художественной целост­ ности. К тому же поэма монологична, хотя и здесь Евтушенко вновь обнаруживает свое умение драматургически организовы­ вать отдельные сцены, будь то эпизод со спасением экскаватора, затонувшего из-за чьего-то головотяпства, или гротескно вос­ произведенная беседа советского поэта с буржуазным английским издателем. Не на­ рушает монологичности и типичная для Ев­ тушенко смелая перебивка ритмов; песен­ но-игровой ритм первой главы, создавае­ мый сочетанием парных и опоясывающих созвучий, чередованием ямбических двух- и четырехстопных строк, сменяется чекан­ ным строгим четырехстопным ямбом главы второй, а в последующих главах различны­ ми вариациями трехсложников. Монологичность поэмы обусловлена прежде всего развитием лейтмотива, заяв­ ленного в «Прологе» и цементирующего все .произведение. Цитировавшийся уже финал второй главы о народе-поэте пред­ варяет четко выраженная в первой главе мысль: «В такой породе, в таком на­ роде и я начальника себе нашел. В нем не­ ту спеси. Он любит песни — он весь из пе­ сен произошел... Народ — начальник, ты н е молчальник: я — твое горло, а голос — твой». Потому новый характер обретает у Евтушенко разрабатывавшийся и в поэмах А . Преловского мотив истоков, мотив воз­ вращения. Заявленная в «Прологе» главная мысль поэмы развивается, достигая самого высокого накала в финале шестой главы: