Сибирские огни № 05 - 1979

Что-то мученическое выступило на загорелом лице Журавлеву, перерезанном шрамом. Задели самую больную рану — спрашивают о сыне и, конечно уж, не из про­ стого любопытства. — Отдыхает на воле. В доме душно, жарко. Федор Иванович не обманывал. Можно было и солгать — «Нет его», «Уехал». Так однажды случилось, когда за сыном приехала женщина, чтобы забрать его в ка­ кой-то интернат для слепых детей. Тогда он так и сделал — обманул. Теперь явился слепой человек, и обмануть его было бы нечестно. — Можно с ним побеседовать? — спросил Томилов. Хозяин помрачнел и молча вышел на улицу. Илья торопливо описал портрет Федора Ивановича, сказал о шраме на лице. — Понятно...— догадался Сергей.— Не зря он держит около себя мальчишку. Утешка. Остаться без живой души ему здесь — гибель. Чую, Илья Максимович, на­ ткнулись на твердый пласток... Федор Иванович ввел под руку мальчика лет двенадцати, постриженного под машинку, в майке и в трусах до колен. Лицо мальчика с прямым носом, с полноватым румяным, ртом, тяжелым крепким подбородком было красивым, мужественным. Один глаз мальчика гемно-карий, дру­ гой затянут серой пеленой. Поляков шагнул навстречу ему: — Здравствуй!— Он пожал руку, мягкую, дряблую. Поздоровался и Томилов. Мальчик испуганно прижался к стенке. — К тебе прибыли, Олег. Учить собираются...— Одобрял ли, насмехался ли отец, по интонации голоса определить было нельзя. Сказано ровно, четко, на­ прямую. Голова Одега задергалась, как у перепуганного зверька. Он и сам весь как-то задрожал, точно готовый скользнуть в норку, спрятаться, забиться где-нибудь в укромный уголок. — Ты, Олежек, не бойся. Один дядя тоже не видит, слепой, как ты. — Как я?— изумился мальчик, перестав дрожать.— Разве такие есть? Томилова охватило чувство жалости. Он обнял Олега за костлявые, худенькие плечики. — Есть, Олежек, есть... Я вот. И много еще есть. — А как вас принесли сюда? Меня папа заносит на плечах. — Я сам пришел,:— пояснил Томилов и, подведя Олега к скамье, усадил его,— Я сам и с горы спущусь. Надо уметь все делать самому. — Самому...— как эхо, прозвучал мальчишеский голос.— Я, дяденька, слепой. Вижу свет и больше ничего. Как я буду делать все сам? — Он вразумлял непонятливо­ го дядю. У него своя стихия, свои границы возможного: есть, пить, спать, слушать транзисторный приемник, который стоит на тумбочке у его кровати, возиться с соба­ кой и котом. В летние ясные дни лежать под деревьями и слушать пение птиц, шелест листьев. Он научился понимать птичью мелодию, узнавал, какая из птиц подает свой голос, узнавал их настроение: волнуются, жалуются или радуются. И птицы не боялись его, садились совсем где-то рядом. Под их пение он придумывал слова, и получалось так, что птицы будто говорили с ним о чем-то. Умел он вести разговор и с собакой. Подойдет она, лизнет ногу или руку: «Я пришла. Давай поговорим». Олег садится на крыльцо, а то прямо на траву. Собака кладет морду на колени: «Слушаю». Олег че­ шет лохматую шею, рассказывает что-нибудь из слышанного по радио или от отца, который в свободное время читает ему сказки, детские книжки. Часто мальчик и сам сочинял всякие истории, пусть несуразные, бесцветные — собаке все равно. Онд слу­ шает, слушает, возьмет да тявкнет: «Интересно, давай дальше». С котом у него не­ сколько другие отношения. Тот любитель нежиться на руках. Ластится около ног, мяучит и, как только окажется на руках, начнет мурлыкать, знай только слушай. И Олег слушает. Может, когда-нибудь научится что-то разбирать в этой поскри­ пывающей длинной песенке. Не зря же кот мурлычет. — А как вы все делаете? — поинтересовался Олег, проявляя любопытство к та­ кому же незрячему человеку.