Сибирские огни № 05 - 1979
— И ты уверен? — переспросил Томилов сурово, гневно. — Я умею работать, — попробовал защищать себя Кулачков.— Но где? — Он по высил голос: — Где?! На нашем предприятии не могу. Уехать на другое — не так-то просто. Так что мне даст школа? — Курс обучения и работу! — твердо, решительно заявил Томилов. Он подошел к Даниилу сзади, положил на опущенные плечи руки и продолжил, уже мягче, словно говорил с сыном: — Поучись у нас, позанимайся с Арским. Потом устроим на работу, дадим квартиру. Таню тоже устроим. Место найдется. Тебя назначим инструктором по ориентировке.— Под его ладонями что-то дрогнуло, словно прокатилась какая-то вол на. Плечи Кулачкова напружинились, отвердели. Он встрепенулся, поднялся* и, . зады хаясь от волнения, переспросил: — Правда, правда, Сергей Михайлович? — И, не дожидаясь ответа, нашел его руку, порывисто, крепко сжал.— Спасибо, спасибо...— И тихо, сдержанно заплакал. За плакал впервые в жизни вот так, по-мужски.— Есть друзья на свете... После того, как Ильина отвергла предложение Полякова выйти за него замуж, он старался находиться подальше от нее, не встречаться. Ему до сих пор стыдно за тог дашнее сватовство. И надо было решиться! Разве не видел он, как она относилась к не му — просто с товарищеской доверчивостью и не больше. Где любовь? Где пережи вания, тоска, муки? И вообще, откуда он взял, что их семейный союз зависит от его шага. Она вправе оскорбиться и обидеться. К тому же, правильно ли он представлял благополучность их совместной жизни? К тому его разговору Надя, по всей вероятно сти, была подготовлена. «Значит, она думала обо мне. Наденька, Наденька! Значит, несчастные мы оба. Я, ослепленный любовью, рванулся к тебе. Ты поступила осторож нее, понимая, если бы у нас не сложилось нормальной семьи, тебе бы пережить было куда труднее». Сколько раз Илья пробовал дать случившемуся конкретное, логическое определение. Но ничего не получалось. Он по-прежнему любил ее, хотел видеть ее, слышать, быть вместе. Не знал он, что происходило в душе у Надежды Васильевны после их разговора. С уходом Ильи в ней что-то надломилось. В это утро она лежала с головной болью. Не вышла на работу. Металась, часто дышала от подскочившей температуры и кляла свою несчастную долю. Не инвалид ность бы, какой бы она была, ее доля? Наверняка счастливее, намного-намного счаст ливее... А что, если Надя допустила ошибку, не ’ приняв предложения Ильи? Может быть, их жизнь устроилась бы благополучно. У него такой характер... Она постаралась бы в любом случае поддерживать мир. «Так я же не любила его,— напомнила она самой себе.— Во мне нет этих чувств, какие называют любовью, пылом». Тогда что заставляет ее страдать сейчас, когда все расставлено по своим местам, так, как она хо тела? Ревность? Эгоизм? А что, если это была любовь, прикрытая ложным самолюби ем? Любовь, которую так, запросто, не переболеешь? Нет, надо переболеть. Необхо димо! Так надо, так лучше. Погасить ее навсегда, без надежды, без самообмана. Знал бы Илья эти ее минуты... Минуты страдания о нем. ЧАСТЬ ВТОРАЯ Г Л А В А П Е Р В А Я Утренние лучи безуспешно пытались пробиться к земле. Туман закрыл весь гв- род. Казалось, огромные клочья ваты завалили уличные пространства, упаковали до ма, забили всю низину, словно готовили их на долгое хранение, чтобы невзначай ни чего не сдвинулось, ничего не разбилось. Машины шли осторожно, с зажженными фарами, катя впереди себя клубы молочного света. Томилов вышел из подъезда своего дома, повернул голову туда, где каждое ут ро в ясную погоду его встречало солнце. Светлый лучик не коснулся глазного дна.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2