Сибирские огни № 05 - 1979

ожидании второго рейса, вышли поискать пива и нечаянно уехали в го­ род Барнаул (где, кстати, пива тоже не оказалось),— но ведь больше такого не повторялось. Короче говоря, всякий раз нам приходится решать одну и ту же за­ дачку о. волке, козе и капусте, которых надо перевезти через речку. Между прочим, я предлагал свою кандидатуру в постоянные остав- ленцы. И даже говорил, что приезжать за мной не надо, буду добираться общественным транспортом. Однако дамы наши не приняли этой жерт­ вы. Более того, их оскорбило мое предложение. Они усмотрели в нем пренебрежение, даже враждебность к свому идолу. Потому я и качаюсь на заднем сиденье (со свояком нынче остался тесть), и терплю запреты. ...На даче скованность оставляет членов нашего экипажа. Женщины выпархивают из машины, не дожидаясь моей помощи, принимаются дружно разгружать багажник. Им доставляет какое-то особое удовольствие пронести несколько метров тяжелые, набитые снедью сумки. — Представляешь,— оживленно говорят они друг другу,— как бы мы тащили все это на себе! — Ой, что ты! По такой жарище! — По такой пылище! ' — Даже вспоминать не хочется... — А теперь что: там погрузился, здесь разгрузился. Красота! Я понимаю, что этот гимн автомобилю рассчитан на меня. Им мало того, что они одержали победу. Им надо, чтобы побежденный восславил руку, приведшую его к покорности, чтобы он не просто мирился с их лю­ бимцем, а восхищался им, молился на него, благоговел перед ним. Но я не могу благоговеть. Слишком он дорог, этот красавец, слиш­ ком жесток и капризен. Он отнял у нас Черное море и не подарил взамен Горного Алтая. Он сразу же поделил нас на молодых и старых, на без­ упречных и дефективных, возвысил одних и ниспроверг других. Меня он,1вдобавок, разлучил с велосипедом. Старенький мой «конек-горбунок», лентяй и хитрюга, одиноко стоит под деревом. Седелко его потрескалось от дождя и солнца, руль поржа­ вел, раму оплел вьюнок, между спиц проросла высокая трава. Я подхожу, выдергиваю своего дружка из зеленой могилы и... обна­ руживаю, что «курилка» жив: переднее колесо отвечает моим пальцам упругим толчком. — Куда это собрался? — спрашивает теща. — Прокатиться хочу,—ртвечаю я. Теща смотрит на меня, как на полоумного, словно я верхом на па­ лочке собрался проскакать. — Вот сейчас поедем с Зинаидой за мужчинами — и прокатишь­ ся,— как о решенном деле говорит она. Мне хочется язвительно спросить: «А может, вы меня • на цепочку прикуете к вашему ролс-ройсу?» — но я сдерживаюсь. Как же не ценил я раньше моменты короткой мужской свободы! Я даже считал свои командировки в Верхние Пискуны тяжелой трудо­ вой повинностью. А они были благом. Вскочив в седло, я на целых девят­ надцать минут превращался в независимого вольного ковбоя. Я мог улы­ баться или хмуриться — и некому было спросить: чему это я радуюсь или почему угрюм; мог, сдвинув набок кепочку и геройски развернув плечи, лихо пропылить мимо какой-нибудь загорелой дачницы; мог вы­ пить пива с пискуновскими люмпенами из одной трехлитровой банки, пущенной по кругу; мог, наконец, при желании свернуть хоть направо, хоть налево — и легко объяснить свою долгую отлучку тем, что камера спустила.