Сибирские огни № 05 - 1979

этого декоратора, когда он за машиной приезжал. У него на лице прямо так и написано было: «Эх, расшибусь!». Между прочим, эти здоровые резоны приводили Пухову-многие со ­ т р у д н и к и издательства, но только он никого не слушал. Не мог слушать. Пухов мог лишь говорить без конца и без перерыва об одном и том же. Я поступил нехорошо — сыграл на этом состоянии Пухова. Я не стал от него отмахиваться, и Пухов, обретя благодарного слушателя, как бычок на веревочке, приехал со мной на дачу. На даче Пухов говорил двенадцать часов подряд. Он рассказывал о своей беде за ужином, рассказывал ночью, не дав никому заснуть, рас­ сказывал утром. В последний раз он изложил нам подробности катаст­ рофы, уже держась за калитку, при этом теща вежливо подталкивала его в живот букетом цветов, нарезанных для супруги Пухова. Печальный пример Пухова, однако, не отрезвил наших женщин. «Конечно, если ездить без ума...»,— сказали они и тут же привели контр­ пример — Викешу, который вот уже десять лет безаварийно управляет своим «Москвичом». То, что Викеша, прежде чем стать завгаром и обза­ вестись машиной, двенадцать лет проработал таксистом, они в расчет не принимали, никакие доводы на них не действовали, и, в конце концов, я вынужден был тоже поставить вопрос ребром. «Только через мой труп!»,— заявил я. И пригрозил,—если бунт на борту не прекратится — тайно продать дачу, а деньги прокутить. Вот почему слово «машина» в устах жены ударило меня как элект­ роразряд. Но, к счастью, это был не рецидив прежней болезни: речь шла всего-навсего о стиралке. Я занял денег и на другой же день прикатил в дом «Чайку-2М» с центрифугой. Подумаешь, что это была за сумма, каких-то сто сорок рублей. Я, понятно, занял сто шестьдесят — полагалось ведь и обмыть покупку. Вечером собрались родственники. Развеселившаяся жена несколько раз принималась рассказывать, как напугала меня вчера. Рассказывала она здорово, в лицах, очень талантливо изображала мою остолбенелость и то, как я, моргая глазами, произносил эти дурацкие слова: «Ты сти­ ральную, что ли, имеешь в виду...» Смеялись все до упаду. А когда насмеялись и устали, теща сказала: «А собственно, чего уж так пугаться было?»,— и посмотрела при этом на свояченицу. Своячени­ ца же почему-то опустила глаза. — Эй-эй! Братцы-родственники! — насторожился я. — Давайте не будем. Сколько можно? Ведь, кажется, договорились. — А что я такого сказала? — удивилась теща.— Правильно, догово­ рились. И нечего, значит, было пугаться. Пугливые какие все стали. А свояченица, взмахнув ресницами, посмотрела на меня светло и недоуменно. ...Месяца через два после этого случая жена сообщила мне о боль­ шой семейной радости: — Маме выплатили страховку. Две тысячи. Она так сияла, славно это мы в свое время догадались застраховать самое дорогое, что дается человеку, и теперь огребаем чистоганом за не понапрасну, выходит, прожитые годы. — Вот и отлично,— оказал я.— Пусть съездит на Кубу. Она ведь давно мечтает. — Туда одна путевка пятьсот рублей стоит,— вздохнула жена,— а еще дорога до Москвы и обратно, обмен, покупки разные — в чем по­ пало за границу не поедешь... Это знаешь во сколько выльется. — Да хватит ей, чего ты беспокоишься. — Как ты легко распорядился! —возмутилась жена.— Промотать две тысячи за две недели.