Сибирские огни № 05 - 1979

уходит в сторону — и Артамонов лупит пустоту... Артамонов, растягивая связки, бросается в правый угол, а теща, между тем, элегантно кладет на левый борт... Но кончается и это истязание. Тут бы, кажется, Артамонову самый раз улизнуть на веранду, к машинке, однако рядом уже пританцовывает от нетерпения застоявшаяся племянница. — Дядя Тима, а со мной?.. Иногда приезжает на дачу сын Артамонова от первого брака, аксе­ лерат-девятиклассник, с пробивающимся над верхней губой пушком. Несмотря на то, что партнеров, вернее партнерш, у него здесь достаточно, сын непременно желает утвердить свое преимущество и над родителем. Артамонов же, естественно, не может огорчить отказом любимое чадо. Сын настолько долговяз, что позволяет себе роскошь не передвигаться возле стола. Он стоит на одной точке и длинной, как жердь, рукой моно­ тонно дубасит по шарику. Дубасит час, дубасит два, дубасит три... В перерывах Артамонов-младший запирается в уборной и курит там сигареты. Курит долго, накуриваясь впрок; изо всех щелей уборной ва­ лит сизый дым, при этом и дамы, и сам папаша деликатно отворачивают­ ся, делая вид, что не замечают ни дыма, ни подозрительно долгого отсут­ ствия малого. Только племянница, которая слегка кокетничает с Арта- моновым-младшим, дерзко острит: — Что это у него там — головокружение от успехов? Распрямиться не может? Нелегко Артамонову в этой спортивной семейке. Хорошо еще, что женщины не утесняют его во всем остальном. Они не пилят Артамонова за покосившуюся невзрачную хибару, громко называемую дачей, за от­ сутствие над строением второго этажа (у всех приличных хозяев второй этаж есть), за ограду вокруг участка, которую можно назвать таковой лишь условно (тонкие металлические столбики, соединенные провисшей ржавой проволокой), за классическое неумение забить гвоздь и прочее, и прочее. Вообще, не будь этого постоянного угнетения пинг-понгом, на артамоновских женщин можно было бы радоваться. Они деятельные, смешливые, бескорыстные. Гвозди они готовы забивать сами — когда угодно и во что попало, сами строят неуклюжие парники из обломков старых досок, кудахча и размахивая руками, пригоняют откуда-то само­ свалы с перегноем и потом разбрасывают его лопатами по участку» При этом они весело издеваются и над собой и над перегноем, в пользу кото­ рого ни чуточки не верят. Точно так же легко они относятся к плодам своего труда. В прошлом году у них ушло под снег две грядки свеклы и клин картошки. Они и это превратили в шутку: все, дескать, в порядке — таковы последние достижения отечественного земледелия, и мы-тоже не хотим стоять в сторонке. Я люблю Артамонова, но мне почему-то жалко его. Я пытаюсь разо­ браться в истоках этого чувства. Возможно, его питают постоянные про­ игрыши Артамонова? А может быть, я не справедлив к соседу? Ведь, окажись он рядовым обывателем-дачевладельцемг мне до него было бы как «до лампочки». Но Артамонов писатёль, и я, глядя на него, всякий раз думаю: «Господи! Ну какое свежее, будоражащее слово может ска­ зать читателям этот мосластый, похожий на изработавшегося коня дядь­ ка? Какой победный гимн может протрубить этот вечный пораженец?» Артамонов —писатель, но живет он так же стандартно, как все мы, грешные. Из окна его малогабаритной квартиры открывается вид не на какой-нибудь там вишневый сад, а на унылый вытоптанный дворик с не­ когда голубой эстрадой агитплощадки; по утрам он, как и прочие гражда­ не, ходит в магазин покупать ацедофильное молоко, и, как всем прочим гражданам, продавщица недружелюбно говорит ему: «Ты что, ценника не видишь? Нальют с утра шары...» На своих писательских собраниях он