Сибирские огни № 04 - 1979

— Н-не помню...— отвечает Светлана, заинтересованно подняв чер­ ные полоски бровей на меня. — Толстой,— покровительственно говорю я.— Который Алексей Константинович. Тот же романс, последняя строфа. — Согласна, согласна! Классиков ты знаешь! — хохочет Светла­ на.—А вот это чье... К нам пришло взаимопонимание. Она слово скажет, я продолжу — и опять смех! Мы даже от чужих глаз на дальнюю скамейку скрылись, чтобы люди не вертели пальцами у виска, глядя на нас. Про Тюню я забыл, своей смелости хватало. Но они с Ниной сами нас нашли, принесли лимонаду и пирожков, когда солнце уже совсем скатилось за деревья. Несмотря на голод, мы с Тюней берем пример с девчонок и степенно откусываем маленькие кусочки, запивая лимона­ дом из бумажных стаканчиков. Не будь рядом Светы и Нины — как бы мы набросились на эти пирожки! — Есть предложение,— говорю я,— Пойдемте в кафе. Принято единогласно, и мы встаем. И тут Тюня выдает очередную хохму. Облив лимонадом рубашку, он достает платок и начинает вытирать пятно. Трет минуты две, осторожно, как собственную кожу, оттянет ру­ башку, посмотрит и снова шоркает платком. — Да уже ничего не видно, Витя,— говорит Нина. Тюня прячет платок и брякает с тонким намеком:, , — Это... один мой друг, между прочим, поэт написал такие стихи: «Можно быть толковым человеком и думать про свои ногти». Так ты написал; Серьга? Светка тихо отпадает на спинку скамейки, а у меня перехватывает дыхание. — К-как я писал? — Костя же говорил, помнишь? А ты еще головой кивал... Домой мы с Тюней заявляемся уже по темноте, полные тайн и в мурлыкающем настроении. Сема указывает на кастрюлю: — Ешьте, Бороде можете не оставлять, он где-то бродит. Я от макарон с тушенкой отказываюсь — ужинали с девчонками в кафе, а Тюня ест прямо из кастрюли, вылавливая, впрочем, только ту­ шенку. Но Сема, воспитанный суровой матерью, бурчит насчет жадно­ сти, сгубившей уже не одного фраера, и отмеривает Тюне порцию в та­ релку. Кажется, что подобная операция совершается и в Пашкиной комнате, потому что оттуда доносится звон посуды и Анькины руга­ тельства. Костя отрывается от книжки и стучит в стену. — Паша! Иди свои плоскогубцы забери, а то я их потеряю! Рыжий Пашка, измученный домашним арестом, с бегающими гла­ зами тут же появляется у нас. — Чего опять натворил? — спрашивает Костя, возвращая плоско­ губцы. Брал чинить торшер. — Да понимаешь... Нашел тайник, где Аннушка рислинг прятала. Всю бутылку и уговорил! Захороше-ел! А она... — Ох и дурак ты, Пашка! — неожиданно вскидывается Сема.— Тебе на жену молиться надо, а ты... Сдался тебе этот рислинг! — Ага... вы-то с Бородой сегодня, небось, выпили, а я... Она мне совсем не доверяет! — С Бородой... Потому тебе Анька и не доверяет! А, чего говорить! Увижу вот еще, что ты выпил — шею намылю! Чего это Сема закипел? Но с ним лучше не спорить, когда он в го­ рячке, еще и вправду отлупит! Как ни удивлен Пикассо, однако не воз­ ражает и, прихватив с собой Тюню смотреть телевизор, молчком ис­ чезает за дверью.