Сибирские огни № 04 - 1979
Бригадир с аккумуляторным фонарем и схемой в руках уходит в конец тоннеля, что-то высматривает и распределяет нас по местам. Большак Сема и Пашка идут наверх, с улицы заталкивать кабель во входную амбразуру, а мы будем укладывать его на клицы здесь. Сначала в амбразуру с воли просовывается проволока-шестимил- лиметровка. Хватаемся за нее и тянем, пока не показывается обрез ка беля, измочаленный кувалдой, пробойником и Семиной силушкой, что бы можно было зацепить проволоку. Далее наша работа отличается от вчерашней только тем, что действовать приходится в условиях тоннель ной тесноты, опасаясь зацепиться за клицы. Заводим конец кабеля в по толочное отверстие, под шкаф с рубильником. Еще пара рывков, чтобы был запас для разделки, теперь уложить на клицы, зажать болтами и можно перекурить Вылезаем из тоннеля и выходим на солнышко. Сема с Пашкой уже курят, сняв каски. Жора не обращает на это внимания и, кажется, склонен обронить скупую мужскую похвалу. Как же, похвалит! Едва Пашка, недоспавший сегодня в объятиях Тюни, бросает окурок и растягивается на теплой бетонной плите, Жора поправляет свой синий берет, надевает сверху каску и снова команду ет — вперед! Вообще на монтаже «вперед» — любимая команда. Вперед и впе ред. До обеда покурили всего два раза. Вместе с потом сошли и остат ки похмелья. Появился аппетит, и в столовую мы топаем весело, только Тюня размазывает под носом: — Точно Ясноморь сказал — запрягет! Как в воду, это... глядел! — Помолчи, Моцарт! Вивальди! — Костя неплохо знает музыкаль ную литературу. В детстве родители заставляли его бегать сразу в две школы, общеобразовательную и музыкальную, несмотря на то, что еще в младенчестве Косте на ухо медведь наступил. Сидя вместе за одним столом, быстро съедаем холодную окрошку, по два гуляша, по два компота выпиваем, а на десерт... На десерт у нас Борода. Точнее, у всей столовой, так как он появля ется в дверях. Пашка приветственно поднимает руку, миловидный Тюня хорошеет еще больше и становится похожим на розовый бутон, но Жо ра Лукьянов, оглянувшись, ставит недопитый компот и хмурится. Ну точно, как школьный учитель! Пашка потирает поднятой рукой шею, а улыбка «композитора» захлебывается в компоте. Но странно: Борода не намерен, как обычно, бурно нас приветство вать. Это, кажется, можно объяснить — его левое ухо здорово потолсте ло и оттопырилось, а возле глаза о многом говорящая синева. Наш луч ший друг не в настроении. Он молча придвигает стул от соседнего сто ла к нашему и садится. Черная растрепанная борода, блестящие глаза и задиристая золотая фикса придают ему, несмотря на боевые ране ния, залихватский и располагающий к себе вид, когда он, наконец, улы бается широко и заразительно. Мы тоже расплываемся в улыбках, толь ко Жора не поддается. —- Ор-рлы! Ч-честь имею! — Все ясно, Бородища пьян. Заикает ся— значит, хмельной. — Вопросов нет. Можешь идти. — Ж-жора! — Катитесь, почтенный,—Жора произносит это тихо, но внезапно закипает: — Пацаны кабель по каналу тягают, а ты «честь имею»! Имей, имей, но только сначала пообщайся с Соломоном! Потом придешь, если вообще придешь! Жора поднимается, а под его взглядом и мы идем к выходу. — К-куда? — несется вслед обиженный баритон, но бригадир от крывает дверь, пропускает нас и плотно придавливает ее снаружи. Пока идем к подстанции, никто не говорит ни слова.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2