Сибирские огни № 04 - 1979
ненности на целых четыре комнаты с кух ней и теплыми удобствами, в соответствую щей обстановке. Ж д у ответа. Я звонила, чтобы узнать, где Вы, так и не узнала. Пре бываю в горестном неведении до сих пор. И звлеките из него. Ваша, конечно, только душ ой, ибо тело мое Вам никак ни к чему. Л. Сейф уллина». Спустя три недели был получен ответ: «Моя любимая Лидия Николаевна. Толь ко вот вернулась из Ялты, куда уехала на другой день после того, как Вы были здесь. Чем больше времени уходит с Вашего бег ства из Москвы, тем больнее болит то пустое место, где были Вы, Ваш самовар, чучела и необыкновенное тепло, которое нигде, кро ме Вашего дом а, не испытывала. Пожалуй ста, простите меня: какая ужасная ошиб ка — Ваш отъезд. Каж ется, тут пищит и пла чет не только мой личный эгоизм , хотя я действительно потеряла единственных д р у зей, какие были. Д олго не писала Вам — какое право я имею встать тут и выть, что Вас нет. [...] Работаю «Декабристов», скоро приеду к Вам. Отчасти из-за них и очень из-за Вас. Мы продадим там все Ваши и родственников вещи и вместе уед ем отту д а, поплевав на окружающ их. Милая Ли дия Николаевна и Валерьян Петрович, на днях напишу Вам о Пильняках, Иванове, театре и вообщ е. Сейчас бурная сцена, ко торую Вам сделала, извела все мои силы. Не м о гу. О ттираю холодный пот с чела, и Вы знаете, как Вас люблю . Лариса Рейс- нер». Случилось так, что Лариса Михайловна приехала раньше, чем было получено письмо. Неожиданна и радостна была эта встреча. «В дверях высокая женщина в желто-ко ричневом кожаном, ловко обхватывающем ее пальто;' чудесное лицо ее с неярким ру мянцем , с глазами серо-синими, которые в радости, в привете светя, излучают золо тистый свет, по-детски заливистый смех ее во весь рот. Она — Лариса Рейснер!» — так позже вспоминала о ней Сейф уллина. Те памятные и неповторимые дни их коротко го общения в декабре 1925 года, увы, ока зались последними... Казалось, ничто не предвещ ало надвига ющейся трагедии. После поездки в Ленин град Лариса Рейснер была, как всегда, д ея тельно собранна, буквально каждую мину ту подчиняя творчеству. В редакции «Из вестий» ее торопили сдавать в печать очер ки, посвященные декабристам . Почти одно временно с этим ею была начата, а в первых числах января 1926 года уж е сдана в печать, ее статья «Против литературного бандитизма», направленная на тех горе-кри тиков, кто стремился к лакировке суровой дейстительности, кому было по душ е — «подкрашивать, затушевывать, обсахари вать». Непосредственным толчком к созда нию Рейснер одного из лучших своих пам ф летов послужило появление на страницах «Нового мира» статьи критика Г. Якубов ского, где не в м еру иронизировалось, что «Виринея» зачислена в «шедевры литера туры », а проза Сейф уллиной огульно назы валась «безвкусной, худосочной и третье сортной». Лариса Рейснер горячо защищала Лидию Николаевну от несправедливых нападок: «Нам казалось, что сила таких писателей, как Сейф уллина, в том , что они бесстраш ными глазами умели видеть мрак, ужас, жестокость и мерзость старой дореволю ционной деревни, во всем старом рубище переш агнувшей в новую эпоху». И зобретая очередную возможность быть вм есте, Сейф уллина приглашала Ларису Михайловну поехать вместе на литератур ные чтения в Харьков. По этому поводу она 12 января 1926 года писала: «Бесцен ная моя Лариса Михайловна! Я по-прежне му пламенею к Вам. [...] поедем , ясынька, ведь мы ж е собирались вместе ездить. Срок от 7 до 15 ф евраля. Нам лучше 14 ф евраля быть в Харькове [...] за послед ние три дня я острей обычного вспоминаю Вас и ещ е больше люблю». 22 января 1926 года Рейснер должна бы ла принять участие в литературном вечере, посвященном памяти Владимира Ильича Ленина, но неожиданно заболела тифом. 2 ф евраля того ж е года Сейф уллина встревоженно обратилась к отцу писатель ницы, проф ессору Михаилу Андреевичу Рейснеру: «Дорогой Михаил Андрееаич! В газете я прочитала о тяжелой болезни Ларисы Михайловны, Екатерины Александ ровны и Вашего сына. [...] Я очень люблю Л. М. О т частого употребления этого сло ва вслух мне даж е каж ется, что мало ска зать «люблю». Она мне дорога, очень д о рога, свящ енно дорога, как тоска о кра соте». Поначалу С ейф уллина хотела немедлен но выехать в М оскву, но, обуздав сиюми нутное желание, спрашивала робко: «Могу ли я, не помешав ей, не повредив, при ехать повидаться с ней?» 9 февраля 1926 года жизнь тридцатилет ней Ларисы Рейснер оборвалась. На сле дующий день «Ленинградская правда» с горечью и скорбью писала: «Кто близко знал Ларису Рейснер, ее порывистый харак те р , ее тонкое, чуткое сердце, тот никак не может примириться, что безгласная смерть так быстро и машинально прервала эту бо гатую , красивую жизнь». ' Спустя год С ейф уллина напишет: «Я мо гу пересилить ж уть дознания того, что «Ла риса Р ей сн ер »— это уж е только слова, только понятие, а не живой человек, могу эту ж уть преодолеть, лишь вспоминая о том , как она сама ум ела ценить каждое мгновение жизни, хранить каждый ее дар, каждую возможность». В середине марта 1926 года она написала родителям Рейснер о своем желании про вести вместе с ними лето. СловнЬ отчиты ваясь за прожитые дни, она писала: «Виде лись после приезда только с Бабелем. Он здесь, работает много и тож е мало с кем видится. Я написала и отослала в М оск ву об Алеш е и Ларисе Михайловне для га зеты писателей в пользу беспризорных». Представляло немалый интерес разы с кать эту работу, как первое, что написала
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2