Сибирские огни № 04 - 1979

последних крайностей благоденствия гу­ бернии». Вдум аем ся: говорено о характерном ти­ пе худож ественного построения, а затем ем у отказано в истине. Истина, по Белин­ ском у, на стороне натуралиста. Его герой в подобных обстоятельствах обязательно — вот она «школа»! — предстанет опутанным и раздавленным , бессильным перед «не­ видимой силой вещ ей». Как говорится, «среда» заедает. В объяснении Белинского таится любо­ пытный парадокс. Будучи сторонником со­ циальных преобразований, он заведомо не принимает у художника победной картины этих преобразований. Она д ля него — под­ мена действительного ж елаемым . Зато он охотно признает крах «честного секр етаря». Иначе, по Белинском у, быть не м ож ет. Та­ кая истина, направленная против «обстоя­ тельств», «среды », и есть истина критиче­ ская. Провозгласив действительностью народ­ ный быт, натуральная школа превратила по­ следний в универсум жизни, в источник невидимой силы вещ ей. Добро детельность человека попала в прямую зависимость от «доброты » окруж ающ их условий. Черны­ шевский воспринял это как начало начал. О тсю да — его насмешки над идеальным Любимом Торцовым, отсю да — его посыл­ ки в статье о Щ едри не: «Героев до б р о д е­ тели во все времена и у1 всех народов очень мало». Натуралисты поместили «высокое» и «низкое» на одном этаж е внутри бытового здания, укоренили в литературе реальную точку зрения на тяж бу добра и зла и на человеческую нравственность. Разум еется, тут было очень трудно сохранить за ис­ кусством стрем ление к одной красоте. На­ чав в диссертации, Чернышевский продол­ ж ает в «О черках»: «Действительно сущ е­ ствует человек, а идея прекрасного есть только отвлеченное понятие об одном из его стремлений». Период, рассмотренный в «О черках», по­ лучил название «гоголевско го» не только потому, что Гоголь выступил в нем как за­ главная ф игура. В ту пору в центре внима­ ния были споры о Гоголе, о его способе изображ ать жизнь России и об отношении к этой жизни. Тема «действительности» обернулась дискуссией о мировоззрении различных общественных сил. Углуб ляясь вслед за Чернышевским в ж урнальную полемику 40-х годов, мы на­ блю даем , как действительность рассекает­ ся в литературном сознании на противопо­ ложные полюса. С одной стороны — пошлость, безнравственность, низость, с другой — добро, идеал, нравственная вы­ сота. Полюса, по Белинском у, неравно­ значны во времени. Пошлое принадлежит преимущественно «старом у» укладу, нрав­ ственное — «новому», нарож дающ ем уся. Орудием ж е «приговора» становится ли­ тературный герой. Гоголю , говорит Чернышевский, «должно приписать» заслугу «критического направ­ ления». О тню дь не все тогдашние литерато­ ры считали критицизм Гоголя заслугой. Его упрекали в одностороннем отрицании и чрезмерном обличительстве, в клевете на действительность и даж е в антипатриотиз­ м е. Он получил прозвище поэта угло в.' Характерно, что главной причиной упре­ ков Гоголю были не картины пошлости как таковой, а отсутствие «нравственной сим­ метрии» (выражение Вязем ско го ) в расста­ новке персонажей. О бразы Маниловых, Собакевичей, Ноздревы х не уравновешены ни одним героем добродетели, хотя Го­ голь, как известно, в конце жизни бо лез­ ненно искал пути изображения идеалов. В сознании критиков перевес пошлых лиц распространялся на весь общественный быт. Срабатывала индуктивная логика: ге­ рой гадо к, все герои гадки, следовательно, автору гадко все в жизни. Пошлось сати­ рических образов приписывалась действи­ тельности в целом. Понятное дело, можно говорить, что Го­ голь не был ни чистым натуралистом, ни чистым сатириком , что его фантастический реализм неподражаем , неодномерен. Зато достойна анализа взаимосвязь м еж д у ин­ дукцией житейского восприятия и типиза­ цией в искусстве, когда художественны е характеры воспринимаются 'в качестве портрета целых сословий. Гоголь неодно­ кратно жаловался на такую реакцию , сви­ детельством чему является его «Театраль­ ный р азъ езд». Добавим, что позднее купцы и дворяне так ж е неоднократно ополчались на О стровского. Чернышевский подхватил эстаф ету за­ щиты Гоголя. Не будем напоминать все аргументы автора «Очерков» в до казатель­ ство то го , что Гоголь не клевещ ет на жизнь, что им и в отрицании руководят возвышенные мотивы, любовь к народу. С каж ем о д р угом : в споре о Гоголе р ус­ ской критике пришлось искать неизведан­ ные подходы к литературе и жизни, к их сложной взаимосвязи, которая не подчи­ няется закону зеркальной копии. Читая Го го ля, Чернышевский как бы заново по­ чувствовал тайны творческой условности. Он с симпатией ссы лается на зам ечатель­ ную мы сль В язем ско го : «Говорят, что в ко­ медии Гоголя не видно ни одного умного человека; неправда: умей автор», Сторонникам натуральной школы приш­ лось отстаивать свою позицию , действуя внутри неоднородного идейно-литератур­ ного потока. По одну руку осталась «рито­ рика» в ее архаических и современных, в том числе булгаринско-апологетических, ф орм ах. По другую вызревала доктрина «чистого искусства». Внутри натуральной школы предстояло отсеять опыт внешнего описательства и бессодерж ательного эпи­ гонства, путающего «натуральность», прав­ дивость с плоским натурализмом. Явле­ ние «школы» неминуемо порождало вто- ричность письма и локализацию со держ а­ ния. В область эстетических проблем вторга­ лись горячие идеологические баталии д е ­ мократов с барским западничеством, сла­ вянофильством , официозом . Общим плац­ дармом для полемики оставался вопрос о жизни и идеалах, о симметрии утверж де­ ния и отрицания. Критика Чернышевского,