Сибирские огни № 03 - 1979
— А не может ли так случиться, что это старый адрес? — уже по дороге спросил Миронов с горьким волнением.— Я слыхал, конечно, вспоминаю это, что Иван Андреевич действительно там жил раньше, но ведь ему,— и Ефрем Антоныч это ведь тоже говорит! — ему же кварти ру давали здесь! Да и не могли не дать, как человеку заслуженному... — Между прочим, свое дело кадры знают, не то что некоторые то варищи. И железно знают, будьте уверены! — усмехнулся Елисеев. Но не насмешливо, а устало и тяжело у него это вышло. В автобусе они устроились на сиденьях. Елисеев тотчас о чем-то за думался, и его взгляд задурманила легкая, рассеянная дрема. Мироно ва никак не покидало горькое волнение, пришедшее, едва он убедился, что Иван Андреевич так и прожил свою жизнь подле завода... Да поче му? Ведь давали же ему квартиру, как говорит Ефрем Антоныч! Не могли не дать... Отказался? Зачем? «Помрешь, жена не позвонит, так никто, чего доброго, не хватится. Вспоминать начнут — заслужен ный, заслуженный! Да только, где живешь, как к тебе добираться, никто и знать-то не будет толком»,— с горечью подумал Миронов, стыдясь все го происшедшего с ним за нынешнее утро. Заслуженный?.. А что? Имен но заслуженным человеком и рабочим считался Иван Андреевич. Одна ко... Каким он вообще был человеком-то? Нет, этого он, Миронов, не знал. По совести есЛи, так Иван Андреевич всегда был для него только наладчиком. Прекрасным, толковым, но всего лишь — специалистом-. Да еще членом всевозможных комитетов. Даже районным депутатом... Ну, еще участник войны. Ветеран завода. Награжденный неоднократно... Что еще? Кем еще? Но все-таки какой он был человек? Да обыкновен ный, стандартный, так сказать, представитель заводского потока, в пе ресменки устремляющегося к проходным. В темно-синем драповом паль то со старомодным, из серого каракуля, огромным воротником, какие носили лет десять-пятнадцать назад. Редко, если не по работе, переки нешься с ним словом-другим. Лишь однажды шли как-то через проход ную вместе, и вдруг напало на Ивана Андреевича: «Вот ведь о чем вре менами думается, Виктор Петрович, пенсия скоро, а уходить как будто и некуда. Ну, в самом деле — куда? Профессия у меня самая массовая и рядовая. Одним если словом, и всем понятным, так ведь просто рабочий человек. Именно, что только рабочий. Вот иногда проснешься ночью и думаешь: а кто ты таков, после тебя что останется? А ничего. Кроме вот этого завода. У меня же все с ним прошло. И молодость. И жизнь. Две трети всех годов ушла в него, Виктор Петрович. Да. Ну, и как подума ешь про пенсию — честное слово, скажу: неспокойно становится. А что говорят иногда: люблю, мол, завод, люблю работу... Ерунда это все, по-моему! Любить кого-то другого можно. Заводы же — это мы сами. Так самого-то себя за что любить? Просто — все это наша жизнь». Елисеев вдруг осторожно тронул за рукав: — Кстати, Виктор Петрович. — Да? Что? — И Миронов очнулся:— Извините, задумался... — Нет-нет, ничего... Виктор Петрович! Я ведь что хотел сказать... День нынче у нас неловкий, а у меня дома... Да я же рассказывал? — Ну, рассказывали немного. — Я еще домой звонил. Все там в порядке. Здорова внучонка. Баб ка наша уж и с врачом встречалась. Так что до вечера я, пожалуй, могу своим временем распоряжаться. Или еще... Я о чем сейчас задремал? Вы вот тоже сказали — задумался... Да ведь туфельки внучонке я ку пил. Именно надо же, чтоб сегодня. Беленькие, какие давно хотел к ле ту достать. Многие, к примеру, считают... Гхм! — Елисеев взволнованно откашлялся.— Считают, что белый, мол, цвет — на каждый день не очень практичный, что быстро, мол, из-за него вещи в негодность прихо дят. А ведь на детках, известно, горит! Но я, признаться, так я, наоборот,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2