Сибирские огни № 02 - 1979

ные кусты. В этом году все замерзло: не было ни ягодки. Зато видела я первый раз в жизни, как растет морошка, и ягоды кушала свежие. Не нашла много вкуса в ней. Черная смородина несравненно лучше. Но что за удовольствие для меня было видеть рыбаков, ловко разбрасывающих свои сети по морю, управление лодками с таким искусством. Прелесть, сколько рыбы в один раз вытаскивают. Какая вкусная рыба,— чудо что такое. Нельзя иметь понятия, какое объедение жареные свежие омули. Только могут наслаждаться этим удовольствием те, которые живут на этих берегах». Как красочно и подробно описывает Мария Казимировна свою поездку в рыбацкое селение Култук, как приметлив ее взгляд, как оттаи­ вает ее душа. Это последнее радостное письмо Марии Казимировны. Вскоре дом их над Ангарою посетило горе. Зимой 1844 года в селении Оек, располо­ женном нз Якутском тракте в тридцати верстах от Иркутстка, умер декабрист Федор Федорович Вадковский, тот самый, что назвал расселе­ ние декабристов по всей Сибири «последним актом трагедии». Его тра­ гедия завершилась, и друзья из подиркутных деревень собрались в Оек для последнего прощания. В церкви было душно, хотя и зима на дворе, людей собралось много. Немолодой узкогрудый священник прочел молитву и ©округ гроба понесли икону, все склонились перед нею, отдал земной поклон и Юшневекий. Ритуал закончился, все подняли головы, чтобы в последний раз взглянуть в лицо отошедшего, перед выносом, и тут обратили внимание, что Юшневекий все еще согнут в поклоне. Когда подошли к нему — он был мертв. «Мне хорошо» — написано на могиле Юшневского. «Давно, очень давно, любезный друг и брат, я не имею от тебя писем. Что ты поделываешь, Семен Петрович? Пиши, мой друг, чаще сестре твоей, круглой сироте... Ты уже знаешь из моих писем, что меня не выпускают из Сибири. Хотя по закону я должна иметь право распо­ лагать собою. Что делать, добрый брат, может, время все переменит. А теперь Гр. Ор[лов] приказал сказать на письмо моей Сонечки, что вторично не смеют входить с докладом к Государю; я ничего не знаю; когда в первый раз докладывали, была здесь бумага от Гр. Ор[лова], в которой сказано прямо от него, так как мы. едущие жены в Сибирь, что­ бы разделить участь наших мужей, дали на себя подписки, чтобы ни­ когда отсюда не возвращаться, то и должна я оставаться в Сибири на всю жизнь. Никогда ни с одной из.нас не брали таких подписок, напро­ тив, сказано было, что мы не можем возвращаться до смерти наших мужей... Сонечка моя плачет, что меня не пускают из Сибири. Я лишена последней отрады видеть моих детей, все это тяжело, мучительно». Прошел год, второй, третий... десятый... Она живет в Малой Разводной, где местные крестьяне настолько привязались к ней, что когда их вздумали переводить в казачье сословие, они пришли к Юшневской, которая в те поры лечилась в Иркутске: — Мйрья Казимировна, у тебя дом — стало, и ты казак? — А почему же нет, буду служить вместе с вами. — Ладно, барыня Марья Казимировна, так пожалуй возьми нас в денщики к себе. Мы послужим за тебя и за себя. — Спасибо, братцы, послужим, коли бог позволит. — Ладно, Марья Казимировна, так приезжай же в Разводную скорее.