Сибирские огни № 02 - 1979

будь у Волконских — Алексей Петрович не выносил поверхностной игры и спешки, он пытался извлечь из нотного листа всю зашифрованную в нем глубину, точно сам композитор, а не он трогает клавиши, извлекая звуки не из инструмента, из души. Мария Казимировна занялась вы­ шивкой — выписывала узоры, снимала их у Трубецкой, выявившей боль­ шое дарование в сем предмете, придумывала рисунки вышивок сама. Так текли бесконечные дни, скрашиваемые малыми радостями. «Зимой один мой знакомый,— пишет Мария Казимировна деверю,— прислал мне лимон. Ты удивишься, когда скажу тебе, что я ему так об­ радовалась, что чуть не заплакала. В минуту перенеслась я в те места, где я была счастливейшей женщиной, к кругу моего дорогого семейства. Сколько приятных воспоминаний представилось в моем воображении. Взволновалось сердце, и грусть неистребимая овладела мною!.. Я толь­ ко тогда и бываю спокойна и счастлива, когда получаю от вас приятные письма. Брат твой, как ты его знаешь, кажется гораздо спокойнее и ти­ хо, без ропота, повинуется судьбе. Никогда я еще не слышала, чтобы Он желал спокойно проводить время где-либо в деревне с вами, друзья мои. Я же поминутно говорю о том, что хотела бы умереть при вас, хотела бы слышать вас, видеть и быть опять счастливейшею, как была! Брат твой говорит: «Мне хорошо; ты со мной, и слава богу; для Сони же и брата я слишком серьезный, и они бы скучали со мною». Впрочем, душа моя, чтобы мы ни говорили друг другу и как бы ни старались себя утешить и успокоить, нельзя избегнуть, чтобы не быть в беспрестанном волнении. Наше положение слишком нехорошо, и потом нельзя быть нисколько счастливее, как мы есть, разве можно будет привыкнуть более со време­ нем к своему положению». «Мне хорошо» — надпись на могиле'Юшневского. Впрочем, одна большая радость все же посетила их в Петровском Заводе. «Супруги,— вспоминает Розен,— жили в Петровской тюрьме, в стесненном положении, оттого что имение Юшневского было под запре­ щением; даже наследник его, родной брат, не мог оным распоряжаться, пока не кончилась ревизия интендантским делам 2-й армии. Это дело, долго тянувшееся, огорчало Юшневского в тюрьме потому, что если бы комиссия при ревизии обвинила его в чем-нибудь, то он был бы лишен возможности оправдаться. Можно себе представить радость и восторг старца, когда по прошествии 8 лет, прислали ему копию с донесения ко­ миссии высшему начальству, в коей было сказано, что бывший генерал- интендант 2-й армии, А. П. Юшневский, не только не причинил ущерба казне, но, напротив того, благоразумными и своевременными мерами до­ ставил казне значительные ¡выгоды. Такое донесение делает честь не только почтенному товарищу, но и председателю названной комиссии, генералу Николаю Николаевичу Муравьеву, правдивому и честному, впоследствии заслужившему народное название Карский». Однажды — это было в мае 1842 года,— иркутский купец по фами­ лии Белоголовый велел сыновьям своим Николаю и Андрею никуда не выходить после обеда, ибо им предстоит поездка. Андрею было десять, Николаю восемь, и любопытство, естественно, разобрало их отчаянно. Но отец был суров, и опрашивать ни о маршруте, ни о цели поездки не раз­ решалось. Одетые как на праздник, умытые, причесанные, уселись они на долгушу — длинные дрожки без рессор, и по довольно тряской дороге, что вилась вдоль Ангары, отправились в сторону Байкала. Вскоре одна­ ко свернули они с тракта на пыльный проселок, вдоль которого на