Сибирские огни № 02 - 1979
ГЛАВА ПЯТАЯ В одноэтажном доме — красном кирпичном островке среди деревян ной деревни Разводной — зимой была школа, а летом сюда приезжали иркутские дети— на оздоровительный сезон. Рядом напряженно текла Ангара, которой вскоре предстояло разлиться, затопить и очищенные от домов улицы (строения вынесли на более высокое место — на «верхние отметки»-, как говорят гидростроители), и луг, где паслось деревенское стадо, и вихрастый кустарник, окаймляющий берег, и древний погост, последнее пристанище прежних жителей деревни,— все оказалось под толщей водохранилища, и специальная комиссия, составленная из си бирских историков, начала хлопотать о переносе останков декабристов, упокоенных в разводнинской земле, на Лисихинское кладбище в Иркутск. Задолго до начала гидростроев на Ангаре бродил я с ребятами из пионерского лагеря в окрестностях деревни, мы фотографировали ста рые, почерневшие от времени дома, разговаривали со стариками: их от цы и матери были современниками декабристов, и они, старики, расска зывали о том, как «сам генерал-губернатор Муравьев» «пожаловал в Разводную и устроил бал у Юшневских», да как они сами в малолетстве побаивались Артамона Захаровича Муравьева, поскольку у него был какой-то странный смех, да еще — «был он дантистом, зубБ 1 дерьгал, ежели у кого болят». Мы вошли под сень кладбищенских деревьев, и тут я увидел скромную могилу, на камне которой написано было: «МНЕ ХОРОШО» - Пионеры притихли, мы постояли у могилы Алексея Петровича Юш^ невского, потом подошли к еще одному надгробью — декабриста Арта мона Захаровича Муравьева, положили на могилы таежные цветы и ушли. Но много дней не давали покоя мне два слова, венчающие надпись на памятнике. Сколько нужно пережить, чтобы в предчувствии смерти сказать так коротко и покойно: мне хорошо?! Сейчас, в отдаленности времени рассматривая эту надпись, рассмат ривая скеозь «магический кристалл» зрелости, запаса жизненного опы та, волнений, радостей, невзгод, все отдаляясь от времени, когда жили декабристы в Сибири, и все приближаясь к нему, я вижу эти слова сов сем другими, полными сокровенного, потаенного смысла. Я вижу их сквозь судьбу Алексея Петровича Юшневского, сквозь его мгновенно вспыхнувшую любовь, сквозь его столь мгновенно наступившую смерть. «МНЕ ХОРОШО» . Ибо жизнь прожита честно, без единого отступления от понятий: честь, мужество, целеустремленность, ибо дружба была подлинной и любовь верной. Я вижу, как в сумерках стоит у этой могилы седая, невысокая, пол ная женщина, та, что написала на могиле мужа *<МНЕ ХОРОШО», по том, когда свет луны поджигает заснеженную черемуху, идет эта жен щина в свой опустелый дом, который был обиталищем любви, где слы шен был еще недавно гомон — воспитанники Алексея Петровича, дети иркутского купца Белоголового, резвились в перерыве между занятия ми, и где теперь тихо читает молитвы приютившийся в одной из комна ток волей судьбы попавший в Сибирь ксендз. Она зажигает свечу, са дится к столу и долго-долго пишет невидимому далекому другу — брату покойного мужа, Семену Петровичу: «Годовая панихида много унесла у меня здоровья, мне казалось, будто новое испытание постигло меня; к счастью была со мною Екате рина] И[вановна] Труб[ецкая] и еще одна дама, добрая моя приятель- 'ница, товарищ моего покойника (М. Н. Волконская.— М. С.). Сберегли меня больную, скорая помощь доброго нашего медика (Ф. Б. Вольфа.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2