Сибирские огни № 02 - 1979

И убивал. | И сеял боль. На много лет вперед. ' В своей рецензии на «Суд памяти» Вале­ рий Дементьев точно подметил соответст­ вие маленького личного «чуда» Германа Хорста и «экономического чуда» западно- германского правительства Аденауэра. И то и другое «чудо» подготовлены войной и направлены на ее возвращение. Дело вот в чем. Опустошения первой мировой войны не затронули самой Германии, и в то же время, по условиям перемирия, в стране была ликвидирована самая мощная отрасль промышленности — военная. Поэтому демо­ билизованные солдаты, а их была целая1ар­ мия, превратилась в армию безработных. За войной последовал затяжной экономи­ ческий кризис, еще более подорвавший шаткое благополучие немецкого обывате­ л я— такова была питательная среда, в ко­ торой возрос губительный вирус фашизма. Война — она была и целью, и орудием по­ литики Гитлера. Она сначала полыхала внут­ ри страны, как скрытый пламень под сло­ ем пепла, а потом перекинулась на сопре­ дельные края. Напротив, после скончания второй мировой войны города, заводы, фабрики Германии были разрушены и нуждались в срочном восстановлении. Поэтому, в значи­ тельной мере благодаря заокеанским по­ дачкам, в стране была обеспечена полная занятость. В те годы, когда и на Востоке и на Западе холодная война вынуждала выде­ лять огромные суммы на оборону, деми­ литаризованная Германия была избавлена от этих бесполезных расходов. Но восста­ новление промышленного потенциала стра­ ны было тесно связано с поднятием реван­ шистских настроений, и появилась реаль­ ная опасность новой военной угрозы из того очага, откуда уже дважды в этом веке были разбросаны угли мирового пожара. Именно этот момент запечатлен в поэме Исаева. Колесо колесницы войны — бесче­ ловечной колесницы Джаггернаута — со­ вершило полный оборот: «Поэма близится к концу, а их ведут к началу»,— говорит Исаев о ровных рядах новобранцев, кото­ рые отправляютс •■. на стрельбище, преры­ вая мелкий гешефт Германа Хорста. Не быть стрельбищу тихим местом раскопок свинца — оно будет использоваться по пря­ мому назначению, здесь будут пестоваться всходы третьей мировой войны. Государст­ венная военная машина кладет конец част­ ной инициативе одиночки. Но одиночка этот не противостоит машине — он легко входит в механизм, затеривается среди других безымянных винтиков, обеспечивая ее бесперебойный ход. Ведь куда же шел свинец, который собирал и продавал Гер­ ман Хорст? Да на те же пули, которые сно­ ва будут выпущены на стрельбище — толь­ ко ли на стрельбище! Круговорот свинца в государстве... И сам Герман Хорст, исчезая с нашего горизонта, превращаясь в деталь огромно­ го механизма, теряет на наших глазах до­ стоинство индивидуальности, но обретает качество массовидности, типичности. Как писал В. Дементьев, «фигура этого немца отнюдь не ведущая, но бээ нее невозмож­ но понять «механизм» подготовки новой мировой войны. Ведь он, этот немец, отражает умона­ строения многих, столь же, как и он, пре­ данных своему очагу, своему богу, своему воинскому долгу. Он тщательно оберегает свой аполитизм, свою «внепартийность» и «надпартийность». Стремление использовать в личных, ко­ рыстных целях воинские победы, оккупа­ цию других стран, разорение других наро­ дов и, наоборот, переложить ответствен­ ность на плечи кого угодно при любой не­ удаче — вот нехитрая подоплека этого апо­ литизма». Прошли годы с момента опубликования поэмы «Суд памяти», и еще виднее стала связь всеевропейского мещанства, обыва­ тельщины с самым ярым милитаризмом. Они повенчаны историей, замкнуты в по­ рочный круг, и нужна, добрая воля трудя­ щихся всей земли, чтобы разомкнуть этот круг зла, круг войны. Тогда, в конце пяти­ десятых — начале шестидесятых, казалось, что достаточно предложить инициативу, разработать разумный план — и разоруже­ ние встанет на повестку дня. Теперь видно, что путь к миру без войн долог и труден. Но усилия в этом направлении продолжа­ ются... В поэме чуть ли не впервые создан об­ раз, который наименован в публицистике «военно-промышленным комплексом» — это мощная формация, которая питается стра­ хом и надеждами на вооруженный пере­ крой мира, которая втягивает трудовые ре­ сурсы общества в безумную гонку воору­ жений. У Исаева этот комплекс предстает в одном из центральных образов поэмы — в «образе стрельбища. На этом поприще происходит включение человека в работу машины войны. Образ этот на наших гла­ зах вырастает до вселенского символа, ем­ кого и многогранного. Никто, видимо, до Исаева не задумывал­ ся над тем, что учебное стрельбище — одно из самых «посещаемых» мест, по­ скольку все мужчины огнестрельного века побывали на его рубеже, оставили свои пули в пулезащитном валу. Пустое про­ странство, засеянное смертью, противосто­ ит всей остальной земле, работающей, рож­ дающей— так, как противостоят годы во­ енного разрушения времени мирного созидания. Страшная суть стрельбища в том, что здесь происходит привыкание челове­ ка к убийству себе подобных — огонь ве­ дется по фанерным мишеням, они безли­ ки, безглавы, безголосы... И потому жуть охватывает, когда в одном из эпизодов поэмы издалека, из пространства, где дав­ но уже повалены простреленные силуэты целей, вдруг возникает и приближается к Гансу человек. Медленно проявляются чер­ ты его лица, он становится все более явст­ венным, реальным... Се — человек, се — судия. Посланец от убитых, от тех, кто уже искупил свою вину раскаянием. Но в гаком облике он явлен нам, а не персонажу поэмы. Для того при