Сибирские огни № 02 - 1979

Как куркули. Реваз на Крайнем Севере долго работал, старуху свою там похоронил. Потом в Сибирь перебрался, тоже на приличный оклад устроился. Он с пятидесяти пяти лет на пенсию ушел и сто двадцать рубликов получает... — Еще проводником подрабатывает,— как будто к слову добавил Антон. — От жиру бесится, «Понимаешь, дорогая, не могу без работы»,— передразнила Звонкова.— И Нина ему подпевает: «Ну, что ты, в самом деле, будешь дома из угла в угол слоняться? Поезди летом на юг, погрейся на солнце». Антон улыбнулся: — Не любите вы свою сестру. — За что ее любить, за жадность? В прошлом году дала восьмидесятирублевый перстень поносить, а я, как на грех, потеряла его. Так Нина мне всю шею перепилила. Пришлось из отпускных с ней рассчитываться. — И Реваз Давидович такой же? — Нет, Реваз проще. Это Нина старика в кулак жмет. Если б не она, старик, наверное, сорил бы деньгами. Песок уж, можно сказать, сыплется, а на женщин косит глаза не хуже Овчинникова. — Племянник не в дядю удался? — Алик размазня. Перед женщинами, как мальчик, краснеет. — Говорят, с Овчинниковым дружбу водит?» — Алик зарабатывает хорошо, вот Анатолий около него и пригрелся. Пятерки в долг без отдач'и стреляет. У самого-то, если заведется рубль, мигом с друзьями прокутит. Бирюков достал фотографии. Передав их Звонковой, спросил: — Среди друзей Овчинникова кого-либо из этих не встречали? Звонкова, удивленно изогнув тонкие брови, с интересом стала рассматривать снимки. Дойдя до фото Сипенятина, вскрикнула: — Ой!.. Это ж Вася Сипенятин!.. Мама его, Мария Анисимовна, вот здесь, через стенку от меня, жила. И Вася с ней жил, потом его в тюрьму посадили — какую-то икону спекульнул. Мария Анисимовна уже старенькая, на четвертый этаж ей тяжело подниматься, и она обменяла квартиру. Теперь у Бугринской рощи живет. Иногда за­ бегаю к ней... — Где Вася ту икону взял? — спросил Антон. — Вы знаете,— оживилась Звонкова,— Сипенятины сюда из Каменки пересели­ лись. И вот, когда там свой домик ломать стали, Вася на чердаке полный сундук оставшихся от своей бабушки икон нашел. Каких только там не было! И маленькие, будто игрушечные, иконки, и средненькие, и еще побольше. А одна громадная была, в почерневшей медной раме. Вот ее Вася подкрасил и, говорят, за несколько тысяч торганул. — Куда остальные иконы делись? — Все потихоньку распродал, а на последней попался. Он и книгами церковными спекулировал. Проще говоря, Вася такой жук, что — не приведи, господи! Вот, напри­ мер, один случай... С месяц назад, когда из заключения освободился, забегает ко мне в магазин: «Привет, зазноба!» Это Вася, обычно, меня так называет. «Привет, зайчик,— говорю.— Освободился?» — «По чистой. Слышь, займи червонец до завтра».— «Держи карман шире,— говорю.— Знаю твои завтраки». Вася огляделся — народу никого. Сует мне банку консервов: «Жалеешь в долг дать — купи за червонец. Цена государствен­ ная». Смотрю, банка нормальная, с фабричной этикеткой: «Икра лососевая зернистая». Сказал, что в первом гастрономе продавали.— Звонкова усмехнулась: — Знала ведь, что Вася — проходимец, но он такими честными глазами смотрел... Проще говоря, сунула ему десятку, а в банке той вместо зернистой икры оказался «Завтрак туриста», который копейки стоит. Думаете,_ меня одну надул? Знакомые девчонки из магазина «Золотой ключик» рассказывали, что они такой «икорки» двадцать...^нок' отхватили. Это ж двести рублей Вася'шутТ'Собрал! Надо ж до такого додуматься?! И этикетки где-то фабричные достал... — Мы несколько отклонились,— сказал Антон.— Овчинников и Сипенятин знакомы? — Не знаю.