Сибирские огни № 01 - 1979

вать декабризмом. Давыдов правильно полагал, что только тогда дети будут ценить подвиг своих отцов, если будут они иметь представление о сущности этого подвига. Естественно, он приводил их к рассуждениям на эту тему исподволь. Рассказывал о своей юности, о войне с Наполео­ ном, о том, как он сам был сподвижником Багратиона, читал им лермон­ товское «Бородино» и стихи родственника своего Дениса Давыдова — первого российского партизана, потом — о заграничном походе, о возвра­ щении. Так приходил он к Пестелю, к его программе усовершенствова­ ния социального строя России. А еще учили они детей понимать природу и рисовать. Все сибирское тридцатилетие хранили они альбом, где их соузники и сам Давыдов, и Александра Ивановна оставили память — рисунки, воспроизводящие их сибирскую жизнь. Сибирские дети посылали каменским детям свои на­ броски. Переписка между ними была трогательной и оживленной. Но случилось непредвиденное: новая царская милость поставила Давыдовых перед тяжким выбором. Пришла бумага, в которой говори­ лось, что ссыльнопоселенцы могут отдать детей своих в обучение на госу­ дарственный кошт в заведения Москвы и Петербурга, но с условием: дети должны сменить фамилии, -называться по отчеству отцов своих, Давыдо­ вы, скажем,— Васильевыми. Волконские, Трубецкие, Розены — все, кто имел детей, отказались от такой милости, сочтя ее беззаконием и оскорб­ лением. Василий Львович ответил согласием. Язвительный Федор Вадковский, человек с обостренным чувством достоинства, писал Пущину: «А,что ты скажешь о Красноярском Васе? Вот на этого я зол до нельзя! Несчастный, который, чтобы иметь лишнюю копейку на лишнее блюдо, продает своих детей и убивает жену! Мне удалось славную остроту отпустить на его счет, когда мы узнали его ответ. Я сказал, что он поступил, как нежный отец, и ' дал свое согласие на предложение, сделанное ему единственно, чтобы провести черту между своими детьми п о б о ч н ы м и (т. е. рожденными до формального заключения брака с Александрой Ивановной в 1825 г.—М. С.), которые будут носить его имя, и з а к о н н ы м и , которые будут называться, черт знает как!» Даже М. Фонвизин, дружески относящийся к Давыдову, не понял его. Он писал тому же Пущину в Ялуторовск 23 июня 1824 года: «Не су­ дя Василия Львовича за принятие им предложенного правительством, я не поступил бы так, и нахожу, что все наши, отказавшись, поступили по совести и сделали должное». Только Евгений Петрович Оболенский с пониманием отнесся к ре­ шению Давыдовых, он представлял, как несладко им отрывать от сердца сыновей и отправлять их в Московский кадетский корпус, но считал, что у столь многодетных родителей были основания хоть кому-то из много­ численных чад дать истинное, а не домашнее только образование, хоть как-то решить их участь. Он пишет из Туринска 28 мая 1843 года: «С прошлой почтой... я получил ваше письмо, дорогой Василий, пол­ ное глубокой грусти по поводу отъезда вашего сибирского первенца... Теперь горькая чаша уже осушена, Василий уже вероятно в пути, а мо­ жет быть даже в Москве. Трубецкие сообщили мне об отъезде Васиньки за неделю до вас; в виду этого я в первый же почтовый день написал моей сестре Наташе и просил ее осведомляться о юном сибирском кадете и даже брать его к себе по праздникам... Вы как-то писали мне, что ди­ ректор корпуса — ваш родственник; в таком случае наш милый мальчик будет хорошо принят и еще узнает счастливые дни. Кто из пас, дорогие друзья, может предугадать будущее? Вы поступили так, как подсказали вам искреннее чувство вашего долга и глубокое убеждение, что вы не в силах обеспечить вашим детям какую-либо будущность. Вы отдали ва­ шего старшего сына,— да взглянет господь в своем милосердии на вашу