Сибирские огни, 1978, № 12
94 СИМОНА ДЕ БОВУАР Пусть будет так. С самого понедельника Морис крайне предупредителен, как всегда, когда он зайдет слишком далеко. — Почему ты вынудил меня жить в течение восьми лет в постоян ной лжи? — Я не хотел огорчить тебя. — Ты должен был сказать, что разлюбил меня. — Но это неправда: я сказал это со злости. Я всегда очень дорожил тобой. И дорожу, — Ты не можешь дорожить мною, если думаешь хотя бы половину того, что наговорил. Ты действительно думаешь, что я злоупотребляла своими материнскими правами? Решительно, из всех полных злобы обвинений, которые он мне бро сил в лицо, больше всего меня возмутило это. — Злоупотребляла — это слишком сильно сказано. — Но?.. — Я всегда говорил, что ты слишком опекаешь девочек. В резуль тате Колетта слишком послушно подражала тебе, а в Люсьенне это вызывало антагонизм, от которого ты столько страдала. — Но это в конце концов помогло ей найти себя. Она довольна своей судьбой, а Колетта своей. Чего же тебе еще? — Если они и в самом деле довольны... Я не стала продолжать разговор. У меня не достало бы сил выслу шать некоторые ответы. Пятница, 4 декабря. Воспоминания беспощадны. Как это мне удава лось отмахиваться от них, не вникая? Его странный взгляд позапрош лым летом, на Миконосе, и слова: «Ты бы носила сплошной купальник». Я знаю и знала тогда о чуть заметной дряблости кожи на бедрах и что живот у меня уже не такой гладкий. Но я думала, ему на это наплевать. Когда Люсьенна язвила в адрес толстых Теток в бикини, он заступался: «Ну что тут такого? Кому это мешает? Если человек стареет, это не зна чит, что он должен лишать свое тело солнца и воздуха». Я тоже хотела солнца и воздуха, и это никому не мешало. Но так или иначе, эти слова были сказаны — быть может, при виде красоток, разгуливавших по пля жу: «Ты бы носила сплошной купальник». Я его, впрочем, так и не купила. Потом та ссора в прошлом году, когда у нас ужинали Тальбо и Ку тюрье. Тальбо держался вызывающе покровительственно. Он поздравил Мориса по поводу какого-то его доклада о происхождении вирусов, и тот выглядел как школьник, получивший похвальный лист. Это взбесило меня. Я не люблю Тальбо. Когда он о ком-нибудь говорит: «Это вели чина!»— так и хочется дать ему пощечину. После их ухода я со смехом сказала Морису: — Скоро Тальбо и о тебе скажет: «Это величина». К тому идет. Он рассердился. Стал с большим, чем обычно, жаром упрекать ме ня, что я не интересуюсь его работами, не придаю значения его успехам. Он сказал, что ему неважно мое уважение «в общем», если в частности меня никогда не трогает то, что он делает. В его тоне было столько желчи, что я похолодела: — Ты разговариваешь со мной — как с врагом! В течение десяти лет я проводила руками Мориса захватывающие исследования о взаимоотношениях врача и больного. Я была непосред ственной участницей, давала ему советы. И эту связь между нами такую важную для меня, он решился порвать. Следить за его успехами издали пассивно, признаюсь, у меня не было никакого желания. Да, я к ним' безразлична: он восхищает меня как человек, а не как ученый.’А ведь он
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2