Сибирские огни, 1978, № 12

82 СИМОНА ДЕ БОВУАР лось невозможным, чтобы нарисованный нами образ Ноэли не передался Морису. Но одну вещь я ему все-таки скажу: дело Рампаля вела не она. Четверг, 21 октября. Морис немедленно встал на ее защиту. — Так и слышится голос Дианы. Она терпеть не может Ноэли. — Это правда,— ответила я.— Но если Ноэли это знает, зачем она бывает у нее? — А зачем Диана бывает у Ноэли? Таковы светские отношения Ну, так что же,— спросил он с некоторым вызовом, что же рассказала тебе Диана? — Ты скажешь, что все это от недоброжелательности. — Это именно так: женщины, которые ничего не делают, не выносят женщин, которые работают. («Женщины, которые ничего не делают...» Эта фраза камнем легла мне на сердце. Это слова не Мориса.) — А замужние женщины не любят, когда бросаются на шею их мужьям,— произнесла я. — А какова версия Дианы? — спросил Морис с усмешкой. Я посмотрела на Мориса: — А ты как считаешь, кто тут бросился на шею другому? — Я рассказывал тебе, как это случилось. Да, он рассказывал в «Клубе 46», но как-то невнятно. Он предложил Ноэли провести с ним вечер, когда она привела к нему свою дочь по по­ воду анемии. Она согласилась, они оказались в постели... «Женщины, которые ничего не делают, не выносят женщин, которые работают». Эта фраза удивила и больно ранила меня. Морис считает, что женщина должна иметь профессию. Он очень жалел, что Колетта предпочла домашнее хозяйство и семейный очаг. Он даже немного сердился на меня за то, что я ее не переубедила. Но ведь допускает же он, в конце концов, что самовыражение женщины может произойти и другими способами. Он никогда не считал, что я «ничего не делаю». Наоборот, он удивлялся тому, как прекрасно я вела дом и неусыпно сле­ дила за дочерьми. И все это без малейшего напряжения и жалоб на усталость. Другие 'женщины всегда казались ему или слишком пассив­ ными, или чересчур беспокойными. Воскресенье, 24 октября. Я начинаю проникать в смысл игры, кото­ рую ведет Ноэли. Она пытается низвести меня до уровня любящей и безропотной жены, созданной, чтобы сидеть дома. Я могла бы сидеть с Морисом в уголке у огня. Но я считаю возмутительным, что ее он по­ стоянно водит на концерты, в театр. В пятницу я выразила неудоволь­ ствие, когда он сказал, что был с ней на вернисаже. — Ты же терпеть не можешь вернисажей,— возразил он. — Но люблю живопись. ' — Если бы это было хорошо, я бы пошел туда во второй раз с тобой. Легко сказать. Ноэли дает ему книги. Играет в интеллектуалку. Конечно, я хуже ее знаю современную литературу и музыку. Но, в об­ щем, я не менее культурна, чем она, и не менее умна. Морис писал мне как-то, что доверяет моему суждению больше, чем любому другому, ибо в нем чувствуется одновременно «и образованность, и наивность». Я ста­ раюсь точно выражать свои мысли, ощущения, он— тоже, и ничто для нас не может быть более драгоценным, чем эта искренность. Я не долж ­ на допустить, чтобы умничанье Ноэли ослепило Мориса. Я попросила