Сибирские огни, 1978, № 12
72 СИМОНА ДЕ БОВУАР ваются двери в пустые комнаты. Одиннадцать часов. Завтра будут из вестны результаты анализов, и я боюсь. Я боюсь, а Мориса нет. Я знаю, его исследования должны быть завершены. Все равно я сердита на него. «Ты нужен мне, а тебя нет». Мне хочется, прежде чем пойти спать, написать эти слова на бумаге и оставить ее на видном месте в передней. Иначе я промолчу, как вчера, как позавчера. ...Я поливала цветы. Начала приводить в порядок книжный шкаф и вдруг остановилась. Меня удивило его безразличие, когда я стала гово рить ему о том, что хочу устроить общую комнату. Нужно смотреть правде в глаза. Я всегда хотела только правды. Если я ее добивалась, то именно потому, что хотела. Так вот. Морис изменился. Работа прямо съедает его. Он ничего не читает. Он больше не слушает музыку. (Я так любила молча смотреть на его сосредоточенное лицо, когда мы слушали Монтеверди или Чарли Паркера.) Мы больше не гуляем по улицам Па рижа, не бываем за городом. Мы по-настоящему-то и не разговариваем. Он становится'похожим на своих коллег — на эти машины для делания карьеры и зарабатывания денег. Нет, я несправедлива. Он презирает вбё это. Но с тех пор как десять лет назад, вопреки моему желанию, он ре шил специализироваться, с ним постепенно случилось именно то, чего я боялась,— он очерствел. Даже в Мужене в этом году он показался мне далеким: рвущимся в свою клинику, в лабораторию, рассеянным и даже угрюмым. Ну уж признаваться, так до конца. На аэродроме в Ницце мое сердце сжималось из-за этих тоскливых каникул, оставшихся позади. И если на заброшенных холмах я испытала столь жгучее счастье, то это потому, что Морис, находясь за сотни километров от меня, становился мне ближе. (Странная вещь дневник: то, о чем в нем умалчивают, гораз до важнее того, что пишут.) Такое впечатление, что личная жизнь его больше не занимает. Как легко он отказался прошлой весной от поездки в Эльзас! Однако мое разочарование глубоко его опечалило. А я сказала, весело: «Излечение лейкемии, конечно, стоит кое-каких жертв». Но рань ше медицина.для Мориса— это были люди из‘плоти и крови, которым он облегчал страдания. Боюсь, что теперь больные для него не более чем «случаи». Ему гораздо интереснее познавать, чем лечить. Даже к своим близким он стал относиться как-то рассеянно-^-это он-то, всегда такой живой, такой веселый, в сорок пять такой же молодой, как в те времена,, когда я его встретила... Я не оставила записки в передней, но я с ним по говорю; После двадцати — двадцати двух лет супружества часто многим поступаются во имя покоя. Это опасно. Я думаю, что слишком была за нята девочками.в последние годы: Колетта была так привлекательна,, очень трудно было с Люсьенной. Я не могла уделять Морису столько времени, сколько ему хотелось. Ему следовало указать мне на это, а не уходить с головой в работу, которая теперь отрывает его от меня. Полночь. Мне так не терпится его увидеть, погасить этот гнев, кото рый еще кипит во мне, что я не свожу глаз с каминных часов. Стрелка не движется; я все больше нервничаю. Образ Мориса распадается: бороть ся с болезнями, страданием и с таким преступным легкомыслием посту пать с собственной женой! Это от равнодушия. Это жестоко! Не стоит, распалять себя. Хватит. Если анализы Колетты плохие, мне завтра пона добится все мое хладнокровие. Значит, надо попытаться уснуть. ' • « . Воскресенье, 26 сентября. Итак, это случилось. Это случилось со мной. Понедельник, 27 сентября. Ну, что.же. Да! Это случилось со Мной. Это н о р м а л ь н о.; Я должна убедить себя, что это так, и обуздать .
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2