Сибирские огни, 1978, № 12

СЛОМЛЕННАЯ 71 боты. Ей же калечат юность — ей и тысячам других. Завтра буду зво­ нить судье Баррону. Как давит Париж! Даже несмотря на мягкие осенние дни, эта тя­ жесть гнетет меня. Сегодня вечером я чувствую какую-то необъяснимую депрессию. Я задумала переделать комнату девочек в общую комнату, более интимную, чем кабинет Мориса и наша приемная. Я четко сознаю, что Люсьенна больше никогда не будет здесь жить. Жизнь в доме скоро потечет совсем спокойно. Волнуюсь я, главным образом, из-за Колетты. Счастье, что завтра возвращается Морис. Среда, 22 сентября. Вот одна из причин — главная — почему у меня нет никакого желания закабалиться работой: я не могла бы вынести, если бы не была в полном распоряжении тех, кому я нужна. Почти все дни провожу у постели Колетты. Температура не падает. Морис говорит, что ничего серьезного. Но Тальбо назначил анализы. В голову лезут страш­ ные мысли. Сегодня утром меня принял судья Баррон. Очень сердечный чело­ век. Он удручен случаем с Маргаритой Дрэн: а ведь есть тысячи подоб­ ных случаев. Вся трагедия в том, что этих детей некуда селить, нет персонала, который бы занимался ими должным образом. Правитель­ ство ничего не предпринимает. В результате усилия юристов, занимаю­ щихся детьми, и деятельниц благотворительных обществ наталкиваются на непробиваемую стену. Центр, где находится Маргарита,— всего лишь перевалочный пункт. Через три-четыре дня ее переведут в другое место — но куда? Неизвестно. Там, где эти дети содержатся, абсолютно не пре­ дусмотрена организация их занятий и досуга. Все же он постарается найти где-нибудь место для Маргариты. И он будет рекомендовать со­ трудницам Центра разрешить мне навещать ее. Родители не подписали документа, окончательно лишающего их родительских прав, но нечего и думать, что они заберут девочку. Они и сами этого не хотят, и для нее этот вариант был бы наихудшим. Из Дворца правосудия я вышла, полная возмущения столь безала­ берной системой. Пропасть, перед которой оказываются молодые право­ нарушители, все глубже. А иных мер, кроме удвоенной строгости, не предпринимают. Я была рядом с церковью Сент-Шапель и вошла, поднявшись по винтовой лестнице. Не было никого, кроме туристов-иностранцев да па­ рочки, которая, держась за руки, рассматривала витражи. Я смотрела рассеянно. Я все беспокоилась о Колетте. Читать не могу. Единственное, что могло бы мне помочь,— это разговор с Морисом, но он не придет раньше полуночи. Со времени возвращения из Рима он проводит все вечера в лаборатории с Тальбо и Кутюрье. Говорит, они уже у цели. Я могу по­ нять, что он всем жертвует ради своих исследований. Но это первый случай в нашей жизни, когда у меня возникло серьезное затруднение, а он не разделяет его со мной. Суббота, 25 сентября. Окно было темным. Я так и знала. До э т о г о - до чего? — если мне и случалось пойти куда-нибудь одной, без Мориса, то, возвращаясь, я всегда видела меж красных занавесей полоску света. Я бегом поднималась на второй этаж, звонила — не было терпения искать ключ. Теперь я не бежала по лестнице, медленно вставила ключ в скважину. Какая пустая квартира! Какая она пустая! Конечно, это по­ тому, что в ней никого нет. Но обычно, вернувшись домой, я нахожу там Мориса, даже в его отсутствие. А сегодня вечером передо мной распахи