Сибирские огни, 1978, № 12
58 ГЕННАДИИ ЕМЕЛЬЯНОВ дать. У длинного были мосластые кулаки внушительных резмеров, и учи тель предвидел трезво, что ему не устоять. — Не воровал я вашего леса! — Как это не воровал, мы же на усадьбе у тебя были. Из чего баню рубишь?! — Позвольте! — заметил Павел Иванович, он начинал уже по-на стоящему заводиться, и взор его застлал красный туман. Положение спасла буфетчица — она подкатилась к столу с подно сом, на котором стояли бутылки с пивом, и, конечно, сразу обратила внимание на верзилу, имевшего весьма грозный вид. Буфетчица удиви лась, всплеснувши руками: — Ты чего это, Фанька, раскрылился, будто кочет? Или пьяный? — Ничего я не пьяный,— буркнул Феофан. Дышал он запалисто, и на острых его скулах завязались желваки. Толстый вздыхал и елозился, задевая учителя локтем. Павел Иванович тоже присел, колени его тряс лись, во рту было сухо. Гулькин наконец просмеялся и затряс головой: — Ты, Феофан, извинись перед человеком. — Еще чего не хватало! — верзила опять было заподнимался.— Да его поломаю счас! Простое дело. — Я те поломаю! — Гулькин взял длинного за\ плечо и усадил, не напрягаясь, с такой силой, что ясно был слышен сухой звук, с каким казенное место припечаталось к стулу.— Сиди! Ну, Паш'а, с тобой не соскучишься! Я тебе, Феофан, объясню по порядку, не пускай пузыри, пей вон пиво, пока холодное.— Вася Гулькин вмиг, со смешком, обрисо вал ситуацию. Концы сошлись с концами: Евлаша Синельников закру тил карусель, на нем и вина. — А это,— прораб показал на Зимина вскользь,— культурный че ловек. Зачем, Феофан, ему твои дрова? — Я Евлампия поломаю! Паразит. — Вы его извините,— толстый интимно наклонился к уху Павла Ивановича,— он завсегда так: сперва, значит, наскандалит, посля уж разбираться зачнет. С детства горячий. Он брат мой сродный. И добрый, вообще-то. — На дрова валили? — спросил Гулькин. — На дрова,— ответил толстый и обреченно поморгал голубыми глазами,— на две семьи валили. Мы завсегда с Фанькой вместе. Теперь как быть — ума не приложу? Транспорта не достать, лошади все в раз гоне, трактора тоже. А на машине не шибко подъедешь!— сыро там, в осиннике. — Мои дрова возьмете. На лесопилке. И трактор я вам ненадолго дам,— сказал Гулькин, вытирая веселые глаза платком.— За погрузку вон Павел Иванович заплатит. Как, Павел Иванович? — А сколько? — Червонец поди хватит. — Погрузим и так, не надо денег,— твердо сказал длинный Фео фан.— А Евлампия я поломаю. — Сейчас, ребята, я вам записку напишу на лесопилку,— Гулькин вырвал из блокнота листок и написал записку. Листок, аккуратно пе регнув посередке, спрятал в верхний карман пиджака толстый Иван. Мужики допили пиво, выложили на стол рубль с мелочью и удали лись: Феофан впереди, Иван несколько сзади. — С тобой, Паша, не соскучишься! — повторил Гулькин,— И ведь мог побить Феофан-то, у него нервы не в порядке. И чего только в жизни не бывает... — Да-а... Спасибо тебе душевное, Василий Тихонович! — Не за что.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2