Сибирские огни, 1978, № 12
36 ГЕННАДИЙ ЕМЕЛЬЯНОВ — Так отложим поездку, Евлампий Сидорович, Завтра съездим. — Зачем на завтра откладывать? Завтра у меня, может, минуты пустой не выпадет. Сегодня надо.— Евлампий присел на скамейку, хрип ло откашлялся и скосился на недопитую четвертинку.— Счас еще подзаправлюсь малость и попробую обработать ее, поганку.— Евлампий налил в стакан самую малость, запрокинул голову, крякнул и понюхал хлебную корочку, снова заметно повеселев. ...Евлампий снова нырнул в конюшню, согнувшись, будто упал в окоп, где ему предстояла рукопашная схватка. Павлу Ивановичу причу дилось, что солнце на короткий миг загородила тучка, он глянул из-под ладони на солнце и зажмурился, но не успел открыть глаза, как услышал душераздирающий визг борова Рудольфа. Когда в глазах улеглось мельтешенье, Павел Иванович уловил следующее: Рудольф, подобно огромному черному мешку, сокращаясь и вытягиваясь, несся в сторону прясла, на его рыле болтался хомут, который Евлампий перед тем выста вил на видное место. Раздался глухой хруст, прясло повалилось почти целиком, потом неподалеку покатилась железная бочка, загоношились куры, провопили женщины. Внизу трещали заборы, голосил народ. Шум удалялся и приутихал. V Д Евлампий сидел на том месте, где мгновение назад спал боров Рудольф. Закрыв лицо ладонями, он качался. Рубаха на нем была порва на, на одной ноге отсутствовал, ботинок. — Господи! — вскрикнул Павел Иванович и бросился поднимать пострадавшего, однако Евлампий поднялся сам и вихлястой походкой на правился первым делом к скамейке, где стояла недопитая четвертинка. Павел Иванович, сочувственно вздыхая, нес следом ботинок, оброненный во время длинного полета от конюшни. Евлампий озабоченно допил водку. — Надо смываться отседова, Паша. Счас Бремер прибежит, и вся кое такое. — Что же случилось, Евлампий Сидорович? Я, видишь ли, несколь ко отвлекся... — Эта, значит, стерьва,— Евлампий осторожно показал на конюш ню,— пихнула меня, я и полетел и упал на Рудольфа аккурат. Удачно, понимаешь, приземлился, он ведь мягкий. Да. Но он счас бед натворит. Бремер объясняет, что у животных нервы много слабее наших. У него, понимаешь, хомут на башке, он счас дикий зверь лесной. Сматываем удочки. Завтра я за тобой заеду — лес валить будем. ГЛАВА ПЯТАЯ — Топор взял? . — Взял. '— Пилу? — И пилу взял. — Тогда поехали. Но, несообразная, трогай! Учитель Зимин сел на телегу позади Евлампия, и они двинулись. Павел Иванович половчее уложил рюкзак с едой, накрыл его меш ком, лежавшим на телеге, и закурил, настраиваясь на долгую езду. Телега прыгала по гальке, насыпанной местами, в основном же она мяг ко катилась по траве и глинистой дороге. По траве ехать было приятно. — Я припозднился,— сказал Евлампий, не оборачиваясь,— За де дом Борщовым бегал. Она снова не далась, стерьва! — Здоровье-то как? — деликатно осведомился Павел Иванович. — Плечо, левое, саднит, спасу нет. Сегодня почти что и не спал. Бок опять. Правый. Однако ничего, переможемся.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2