Сибирские огни, 1978, № 12

32 ГЕННАДИЙ ЕМЕЛЬЯНОВ — У меня деньги есть. Евлампий плелся в столовую шаткой походкой, держась рукой за сердце. Пиво, действительно, только что привезли, и у буфета лишь намеча­ лось некоторое шевеленье, мужики лишь подтягивались к столовой. Павел Иванович прикинул, что через полчаса здесь будет натуральная давка, и собирался уже было взять сразу десять бутылок, чтобы не зани­ мать очередь во второй раз, но Евлампий, морщась, показал растопы­ ренную ладонь: пять, больше не надо, и, попросивши взаймы два рубля, протиснулся за фанерную дверь, загороженную бочками, пробыл там недолго, вернулся слегка зарумяненный и с игривостью во взоре. За столиком в углу, возле большого окна, Евлампий без передыху, через горлышко, подрагивая острым кадыком, выдул бутылку пива, сде­ лал передых, утер рукавом губы и блаженно улыбнулся, оглаживая впалый живот: — Вот теперь и ладненько! Спасибо, Павел Иванович, выручил ты меня. За город говорить не берусь, а в деревне жить трудно. — Почему? — Вот вчерась, например, ужинаю. Да. Шуряка черт несет: «Забыл разве, Евлампий, что у твоей единоутробной сестры Антониды день рождения? Ждали тебя, значит, ждали, а тебя, значит, нет и нет. Соби­ райся, пошли!» Разве откажешься? — Неудобно. — Вот оно и есть — неудобно! И питье это,— Евлампий указал паль­ цем на бутылки,— мне не в масть: голова болит, сердце давит. И не от­ кажешься! В деревне все знакомые. Сегодня день рождения, завтра дом рубить позовут. Опять не откажешься? — Не откажешься. — Послезавтра сосед свинью заколол, опять Евлампий подсоби. Ну, а коли подсобил, пить заставят. Ить заставят! — Заставят. — Не отвертишься? — Бесполезно. — И я о том же — бесполезно! Дачники еще: тому то, тому это... Стул, на котором сидел Павел Иванович, вдруг повело и качнуло. Было такое впечатление, будто столовая вместе с очередью, буфетом и кухней отчалила и поплыла вниз по улице села. Заскрипели плахи пола, со стола, как во сне, поползли бутылки, но не упали, потому что стол выпрямился и его повело в противоположную сторону. Павел Иванович ничего не понимал, он видел, что очередь у буфета не рассыпалась и пейзаж за окном не переменился. Все осталось на своих местах, лишь уши давила тишина. — Прасковья! — запаниковал Евлампий. г — Ну и что? Павел Иванович ясно глянул в глаза опасности, поскольку не чув­ ствовал ни перед кем вины, но тут же потупился: Прасковья приближа­ лась, как крепостная башня. Она вроде бы и не переступала ногами, она вроде бы ехала на колесах, подталкиваемая сзади мощным механизмом. Красивая и круглая ее головка, приставленная по роковой ошибке к чужому телу, была склонена набок, красные руки были вдавлены кула­ ками в бока. Евлампий, склеив губы ниточкой, стал подниматься толчками, будто клоун, которого надувают автомобильным насосом. Прасковья остановилась близко, от нее несло жаром, как из подду­ вала печи.