Сибирские огни, 1978, № 12

20 ГЕННАДИЙ ЕМЕЛЬЯНОВ из бутылок, школьники укладывали вдоль дороги неширокий тротуар, человек десять дожидались у Дворца культуры начала дневного сеанса. Павел Иванович некоторое время умилялся рациональностью наше­ го бытия и философские его выкладки крутились возле несложной мыс­ ли— люди не замечают даже, что подчинены определенным законам: кому положено, например, работать, тот и работает, кому выпало пить свежее пиво, тот и пьет... Директор жил в доме на две семьи. Павел Иванович остановился, прикидывая, какие воротца откры­ вать— левые или правые? Правый палисадник был ухожен, ровные грядки зеленели, малина была пострижена, и дорожка была усыпана желтым песком. Левый палисадник зарос грязной травой, похожей на щетину, какой зарастают пропойцы, и малина выперла в два человече­ ских роста. Павел Иванович почти без колебаний ^открыл левую калитку и не ошибся: запущенный участок принадлежал директору Роману Ро­ мановичу Груздеву. Компания была уже в сборе, двое сидели за столом, директор и еще какой-то румяноликий товарищ. На столе стояла недопитая бутылка «Московской», окруженная холостяцкой закуской. Третий (его гость за­ метил позже) стоял на коленях спиной к компании и сосредоточенно полоскал какие-то тряпки в жестяном детском тазике, подобранном, ви­ димо, у песочницы. В комнате пронзительно воняло бензином. — Не отмоешь,-—сказал директор Роман Романович,— бензин не возьмет. — Отмою! — глухо и решительно ответил человек, не поворачи­ ваясь.— Бензин не возьмет, ацетон возьмет. . — Кончай ты, Евлампий, эту волынку, ей-богу! Голова же заболит. Как сойдутся, понимаешь, так и спор у них,— директор показал пальцем сперва на румяноликого, потом ткнул в спину третьего.— Позавчера, что ли, схватились: был Франко генералиссимусом или не был? Чуть не до драки схватились. Теперь носки эти: один говорит «отмою», другой — «не отмоешь». Дети, честное слово. Роман Романович небрежно кивнул гостю на стул возле окошка и, не спрашивая согласия, налил полстакана. — Пей. Ты отстал, мы уже опрокинули по малой. Евлампий, пони­ маешь, носки в школе нашел, кто-то на краске оставил. Вот отмывает. Свирепую я краску достал в городе, да, Евлампий? Третий не обернулся — продолжал полоскать носки в бензине и лишь воздел плечи: — Краска ничего, но она, Роман Романович, скоро отскакивать зач­ нет, кусками будет отскакивать. — Что же ты мне про то раньше не сказал, Евлампий? — Вам виднее, вы институт закончили. Я институтов не кончал. — При чем здесь институт? — Он грамотность дает. — Нам про краски лекций не читали. Роман Романович, уже слегка захмелевший, печально покачал го­ ловой: — Мастеровой ты мужик, Евлампий, но темноты полон. — Я и говорю, темный я. Павел Иванович опрокинул водку разом, поймал вилкой кильку за хвост и съел ее с черным хлебом, округлив рот, вытолкал из себя сивуш­ ный дух. Он почувствовал, как покатился по горлу и мягко упал в желу­ док горячий комок. — А ты темнотой своей не гордись, Евлампий! — Я и не горжусь, Романыч. Чем гордиться-то? А носки я отстираю.