Сибирские огни, 1978, № 12

182 ГЕННАДИЙ КАРПУНИН та. Отсюда — самое свободное отношение к тексту литературного произведения: раз оно создано коллективным трудом , усилиями многочисленных переписчиков, каждый из которых что-то убирал, что-то добавлял, то не может быть и речи о сколько-нибудь строгом сцеплении художественных образов. Мы, хотя и не скупимся на комплименты древнему автору, характеризуя его поэму как «золотое слово» русской литературы, не признаем чистоты этого золота. Мы исправляем текст (а если не исправляем, то указываем на его ошибочность в комментариях) всякий раз, как только встречается что-либо непонятное, противореча­ щее «здравому смыслу». Но что такое «здравый смысл»? Обычно — это то, что 8 силу привычки к нему ка­ жется единственно правильным. Например, когда мы смотрим на произведения древнерусской живописи, то глаз нам режет масса «неправильностей»: куб с четырьмя гранями (в то время как современ­ ный художник изобразил бы три); увеличение линейных размеров по мере удаления предмета (мы привыкли к уменьшению); показ «невидимого», заслоненного чем-либо, как «видимого»; бытование в одной области пространства объектов и явлений, которые в натуре никогда не могут быть совместимыми и т. п. Наше сознание не может согласиться с таким способом изображения и квалифи­ цирует его как аномалию, производную от незнания древним художником законов про­ странственного построения, причем под этими последними имеются в виду законы ли­ нейной перспективы, на которых основано почти все современное искусство. Но вот что пишут специалисты: «Встречающееся повсеместно в литературе наименование системы линейной пер­ спективы, созданной в эпоху Возрождения, научной невольно наводит на мысль, что другие возможные системы перспективы, в частности, средневековая, являются ненауч­ ными. Это глубокое заблуждение. С точки зрения математического обоснования линейной и перцептивной (которой пользовались древние.— Г. К.) систем перспективы, разница между ними сводится к то­ му, что для описания линейной перспективы достаточно школьных знаний по алгебре и геометрии, в то время как для описания системы перцептивной перспективы необхо­ димо привлекать более мощный математический аппарат — она описывается диффе­ ренциальными уравнениями, усложненными для однозначного решения наложением ряда ограничивающих условий, а ее геометрической основой является неевклидова геометрия» (Б. В. Раушенбах. «Пространственные построения в древнерусской живопи­ си». М., «Наука», 1975). В отношении произведений древнерусской литературы наблюдается нечто по­ добное тому, с чем мы сталкиваемся при восприятии произведений древнерусской живописи. Например, исследователи необыкновенно много говорят о нарушениях ло­ гической последовательности повествования в «Слове о полку Игсреве»: «следуя за логической нитью поэмы, мы около полутора десятков раз будем ощущать ее обры ­ вы»; «итак, перед нами шесть кусков поэмы, изъятых некогда со своих мест и пере­ мещенных переписчиком (или переписчиками) в разное время в другие места, где находилось какое-то приблизительное соответствие в тексте»; «размеры наших пере­ мещенных отрывков таковы: № 1 — 354 знака, № 2 — 711 зн., № 3 — 165 зн., № 4 — 430 зн., № 5 — 291 зн., № 6 — 186 зн.». «Слово» не имеет полных аналогов в древней русской литературе, что всегда затрудняет разговор об этом произведении, но не подлежит сомнению, что, как де­ тище своего времени, как произведение подлинное и чрезвычайно древнее, оно не могло быть построено иначе, как общими художественными приемами и практикой отражения реального мира на изобразительной плоскости,— будь то буквальное д ре­ во живописной доски или фигуральное «мыслено древо» литературного произве­ дения. М ож ем ли мы, руководствуясь логикой линейной перспективы, «реконструиро­ вать», «исправлять» шедевры древнерусской живописи? По-видимому, нет. Но не те же ли выводы мы должны сделать и в отношении «Слова о полку Игоревен? Текст «Слова» — единственная реальность. Стало быть, все дело только в нашем отношении к этой реальности. Если мы признаем эту реальность объективной, то изу