Сибирские огни, 1978, № 12

ПО МЫСЛЕНУ ДРЕВУ 163 Чернеть (Ы угоса)— сборное название нескольких видов нырковых уток (РиПйиНпае)... Перечисленные птицы, по нашему пониманию, должны были предупреждать И горя о приближении людей, когда он во время бегства отдыхал на берегу Донца» (Н. В. Ш а р - лемань). Итак, по мнению комментаторов, Игорь и Донец обмениваются любезностями: по форме — «народносказочными», по содержанию — «реальными», основанными на за­ конах зоологии. Однако вот продолжение сцены: ' • Не тако ли, рече, река Стугна, худу струю имея, пожрьши чужи ручьи и стругы, ростре на кусту уношу князю Ростиславу, затвори Днепрь темне врезе. Плачется мати Ростислав* по уноши князи Ростиславе. Уныша цветы жалобою, и древо с тугою къ земли преклонило. В «Повести временных лет» под 1093 годом рассказывается, что, потерпев пораже­ ние от половцев, Владимир Мономах и его брат Ростислав «прибегоша к реце Стугне, и вбреде Володимеръ с Ростиславомъ, нача утопати Ростиславъ пред очима Володиме- рима. И хоте похватити брата своего и мало не утопе самъ. И утопе Ростиславъ, сын Всеволожь». Ростислава, «искавше, обретоша в реце, вземше, принесоша и (его) Киеву, и плакася по немь мати его, и вси людьи пожалишаси по немь повелику, уности его ради». Какую же взаимосвязь устанавливают комментаторы между Донцом и Стугной? По какой ассоциации, по их мнению, автор привлекает образы реки Стугны и ю ного князя Ростислава? Автор, говорят комментаторы, противопоставляет любезному и при­ ветливому Донцу нелюбезную и неприветливую реку Стугну: ты, Донец,— молодец, а вот река Стугна не такая: злую струю имея, поглотив чужие ручьи и потоки, расшири­ лась к устью и юношу князя Ростислава скрыла на дне у темного берега... Странная и не совсем обязательная ассоциация. О чем же в действительности разговаривают Игорь с Донцом и какова здесь роль реки Стугны и юноши Ростислава? Игорь бежит из плена. Донец — последнее препятствие на пути князя: за Д он­ ц о м — Русская земля. Донец не хочет отпускать князя Игоря. Он пытается удержать его всяческими соблазнами: лелеет князя на волнах, стелет ему зеленую траву на своих серебряных берегах, окутывает его теплою мглой под сенью зеленого древа. А чтобы князь не убежал, сторожит его гоголем на воде, чайками на струях, «чрьнядьми на ветрехъ». Птицы, действительно, чуткие, могущие, по нашему пониманию, немедленно предупредить Донец о бегстве Игоря. Ж изнь Игоря в половеЦком плену по Ипатьевской летописи: «Половци же аки стыдящеся въеводства его и не творяхуть ему пакости, но при­ ставшие к нему сторожовъ 15 отъ сыновъ своихъ, а господинечевъ пять, то техъ всихъ 20; но волю ему даяхуть, где хочеть, ту ездяшеть и ястребомь ловяшеть; ...сторожеве же те слушахуть его и чьстяхуть его, и где послэшеть кого, бесъ пря (беспрекослов­ но) творяхуть повеленое имъ». Полное совпадение «реального» и «народносказочного»! Игорь совершил побег, но он бежал только из «вежи Половецкой», из конкретного места своего заключения, из земли же Половецкой князь еще не убежал. И в лице Донца Половецкая земля предпринимает последнюю попытку удержать Игоря, оставить его у себя. Донец, видя, что соблазны не действуют, и понимая, что сокола не устеречь «го- големъ на воде, чаицами на струяхъ, чрьнядьми на ветрехъ», решается пустить в ход свое последнее оружие — утопить князя Игоря. Он говорит; «Князь Игорь! Не будет тебе славы, а Кончаку досады, а Русской земле веселия». Игорь в ответ говори^: «О, Д о­ нец! Не будет тебе славы за то, что ты всяческими п утям и ' старался удержать ^еня». И вот здесь возникает параллель: «Не тако ли, рече, река Стугна, худу струю имея...». Фраза явно риторическая, означающая, что вот так же вела себя и река Стуг­ на с юным князем Ростиславом. Не было половцам «нелюбия», а Русской земле «весе- 1 1 *