Сибирские огни, 1978, № 12

• 158 ГЕННАДИИ КАРПУНИН дит автора на размышления о судьбе всей Русской земли, терзаемой бесконечными усобицами многих таких же Всеславов...». Продолжая пересказ сюжета, исследователь пишет: «Тема княжеских несогласий закончена. Автор возвращается к повествованию об Игоре. Как бы высоко ни поднималась мысль автора — до осмы сления1общих судеб родины, он не может расстаться с читателем, не сообщив ему о судьбе героя своего повествования — Игоря Святославича {подчеркнуто нами.— Г. К. ). Ш ирокая тема сме­ няется частной и личной...». Мы не исключаем того, что автор «Слова» осуждал междоусобны е ссоры Всеслава с другими князьями, но думаем, что в своей поэме он привлек образ этого, князя не столько в связи со стремлением «на примере его судьбы наглядно показать губитель­ ность усобиц», сколько в связи с участью князя Игоря. Уже давно замечено, что описание перемещений Всеслава до мельчайших подроб­ ностей напоминает сцену бегства Игоря из половецкого плена. Главка о Всеславе: «На седьмомъ веце Трояни връже Всеславъ жребий о девицю себе любу. Тъй клюками подпръся о кони и скочи къ граду Кыеву, и дотчеся стружиемъ злата стола Киевскаго. Скочи отъ нихъ яютымъ зверемъ въ плъночи изъ Бела-града, обесися сине мьгле... скочи влъкомъ до Немиги съ Дудутокъ... Всеславъ князь людемъ судяше, кня- земъ грады рядяше, а самъ въ ночь влъкомъ рыскаше...». Сцена бегства Игоря: «Прысну море полунощи; идутъ сморци мылами. И гореви князю богъ путь кажетъ изъ земли Половецкой на землю Рускую, къ отню злату столу... И горь князь поскочи горнастаемъ къ тростию, и белымъ гоголемъ на воду, въвръжеся на бръэъ комонь и скочи съ него босымъ влъкомъ, и потече къ лугу Донца, и полете соколомъ подъ мылами...». Последний фрагмент как бы вырастает из предыдущ его. И, думается, это не слу­ чайно. Ведь в обоих случаях речь идет об освобождении из плена, об отвержении ж р е ­ бия: потерпев поражение, Всеслав оказался в плену, но отверг этот жребий; И горь тоже потерпел поражение, и тоже оказался в плену, и тоже отверг этот жребий;.' Эта общ ­ ность судеб и обусловливает художественную необходимость Всеслава Полоцкого в «Слове о полку Игореве». Главкой о Всеславе начинается заключительная часть поэмы, начинается тема освобождения Игоря. Всеславу Полоцкому выпал тяжелый жребий: он потерпел поражение и очутился в плену. Однако ради милой ему девицы Всеслав находит в себе силы и отвергает этот жребий. Но не то же ли самое мы видим и у Игоря Святославича? Его бегству из половец­ кого плена предшествует плач Ярославны. Ярославна обращается к ветру и солнцу, умоляет Днепр: «Възлелей, господине, м ою ладу къ мне, а быхъ не слала къ нему слезъ на море рано». Как бы услышав голос жены, Игорь решается на побег... 7 Обычно мы толкуем «злато слово» обще и расширительно, что, конечно же, во всех смыслах правильно, однако нельзя забывать, что «злато слово» имеет и «узкую», вполне конкретную функцию, ибо является, помимо всего прочего, элементом сюжета. Сюжетно-смысловая роль этой части определяется самой ее локализацией в повество­ вательном времени: «злато слово» звучит в тот момент этого времени, когда Игорь, потерпевший поражение, находится в половецком плену. «Вступита, господина, въ злата стремень за обиду сего времени, за землю Русскую, за раны Игоревы, буего Святслав- лича!» — как вписанные в сюжет поэмы, эти слова выражают не столько общ ий и рас­ ширительный смысл, сколько прям ую заботу о князе, герое первой части поэмы, попав­ шем в беду. Отсутствие событийности (единственные глаголы действия здесь: «виде», «рече», «ркоша» и «изрони») вовсе не означает остановку сюжета, но означает переход