Сибирские огни, 1978, № 12

154 ГЕННАДИЙ КАРПУНИН рует исследователь? Он ссылается на летописный рассказ о столкновении сборщика податей Яна Вышатича с кудесниками на Белоозере (Суздальская земля) в 1071 году. Но, во-первых, не странно, ли, что событием 1071 года Всеслав воспользовался «в сво­ их целях» в 1068 году? А во-вторых, достаточно послушать диалог Яна Вышатича с ку­ десниками («Какому богу веруете?» — «Антихристу».— «Где же он?»— «Сидит в безд­ не» и т. п.), чтобы заключить, что в их лице Ян Вышатич имеет дело не с реакцией древнерусского язычества, не с почитателями Перуна, Трояна, Велеса, Даждьбога и прочих языческих божеств, а с «плевелами» христианского вероучения — сектой ере- тиков-богомилов, или «хлыстов». Сошлемся на крупнейшего знатока истории тайных религиозных сект в России П. И. Мельникова-Печерского, «...во времена святого князя Владимира,— пишет он,— ...пришельцы из-за Дуная принесли на Русь не одну чистую пшеницу вселенского уче­ ния, но и плевелы, которыми издавна была обильна почва Византии». Среди «плевел» П. И. Мельников-Печерский называет ересь богомилов, стоявших на том, что «душа есть творенье божье, но тело, по понятиям одних сектантов, искажено при грехопа­ дении первых людей, по понятиям других, создано дьяволом». Летописные кудесники относятся ко второй категории. Они говорят: «Бог мылся в бане и вспотел, отерся ветошкой и бросил ее на землю. И заспорил сатана с богом, кому из нее сотворить человека. И сотворил дьявол человека, а бог в него душу вло­ жил. Вот почему, если умирает человек,— в землю идет тело, а душа к богу». Существует еще одна точка зрения. Утверждается, что слово «седьмой» — местои­ мение «самый», в древнерусской письменности служившее «для придания высшей оп­ ределенности», согласно чему оборот «на седьмомъ веце Трояни» надлежит читать как «на том ли веке Бояна». А. К. Ю гов, автор этой гипотезы, отмечая крайнюю схожесть и начертания и про­ изношения между «гнездами» слова «семь», «семый» и «гнездами» «сей» и «самый», пишет: «Нет ничего легче, как смешать при переписке и осознании древнерусского текста семый и самый, а затем сделать из этого «литературное» седьмой... И надо по­ лагать, что в тексте, представленном первыми издателями, церковнославянское «на седьмом» было написано кем-то из переписчиков-монахов, а у автора «Слова о полку Игоревен, скорей всего, стояло русское «на семомъ», то есть на этом именно веке»,- Хотя предлагаемые чтения в деталях несколько и разнятся, общее между ними то, что все исследователи понимают «седьмой век Трояна» как хронологическую величину, посредством которой фиксируется и определяется место в историческом процессе не­ которого события — «метания» Всеславом Полоцким жребия «о девицю себе любу». Если верить Б. А. Рыбакову, это событие связано непосредственно со временем исчезновения римского владычества в Северном Причерноморье; по мнению Д. С. Ли­ хачева, Всеслав Полоцкий «кидает» жребий «о девицю себе любу» «в обстановке под­ нявшихся восстаний смердов — в Киеве, в Новгороде, на Белоозере,— восстаний, сом­ кнувшихся с движением волхвов, с реакцией древнерусского язычества»; по А. К. Ю гову, «метание» Всеславом жребия надлежит рассматривать как связанное с периодом жизни Бояна («На том ли веке Бояна метнул Всеслав жребий о девице ему любой»). М ож но было бы показать и другие попытки решить «проблему» «седьмого века Трояна» (например, у О. Сулейменова речь идет о «седьмом веке Тьмуторокани»), но они ничего существенного не добавят к сказанному. «Проблема» «седьмого века Троя­ на», по-видимому, вообще не имеет решения в традиционной «геометрии» «Слова», ибо, с одной стороны, история не предоставляет нам материала, основываясь на котором , можно было бы хоть сколько-нибудь достоверно отождествить «седьмой век Трояна» с каким-либо процессом в жизни древнерусского общества, а с другой стороны, анали­ зируя текст поэмы, мы не находим хоть сколько-нибудь убедительных причин, идейно и художественно обусловливающих необходимость привязки такого события, как «връже Всеславъ жребий о девицю себе любу», обязательно к временам исчезновения рим ­ ской власти в Северном Причерноморье, к «последку» языческих времен, к восстаниям смердов, движению волхвов, периоду Боянова песнотворчества, семи векам тьмуторо- канского могущества и т. п. Решение «проблемы», по-видимому, лежит в иной плоскости. \